– Позвольте не принять ваш комплимент, – сказал он. – Рыцарство и полиция слишком далеки друг от друга…

– Где нашли конверт?

– В саквояже вашего отца…

– Папенькино изобретение тоже нашлось?

– Исчезло, – ответил Ванзаров. – В саквояже его не было…

На этом можно было поставить точку. Больше Ванзарову нечего было делать. Ни в этом доме, ни в жизни этой женщины. Что оказалось невероятно трудно принять. Он хотел бы сказать так много, но не мог рта открыть.

Адель Ионовна торопливо вышла и вернулась без бумаг, стоивших так дорого. Ванзаров дожидался стоя, как полагается простолюдину, случайным ветром занесенному в высший свет.

– Мне пора…

Он не хотел, чтобы слова прозвучали как «на этом все кончено». Вышло случайно. Ни о чем ином он думать не мог. Случайно и ненужно встретившись, они расходятся в свои миры, чтобы никогда больше… И как он будет жить, зная, что совсем близко, можно доехать на извозчике, живет она. И так далеко до нее, что в три года не доскачешь. Как будет справляться с тоской, которая навсегда занозит сердце… Может, все это усталость. Пройдет день, месяц, год… И все забудется. Время лечит любые раны. Затянется и эта.

– Прошу простить… Мне пора, – повторил он, чувствуя, что не вынесет ее молчания.

– Я бы хотела сделать вам подарок, Родион Георгиевич, – сказала она, не зная, куда деть руки.

– Благодарю, у меня все есть.

– Редко встретишь человека, у которого все есть.

– Довольствуюсь малым. То, что мне нужно, у меня есть. Мечтать о чем-то большем, с точки зрения Сократа, бесполезная трата времени, – сказала Ванзаров.

– Скажите, о чем вы мечтаете, и, возможно, я смогу исполнить вашу мечту, – ответила Адель Ионовна. – И забудьте про Сократа…

– Мечте надо оставаться мечтой. Так легче. Жить на обломках – трудное испытание…

Адель Ионовна тронула жемчужину на ожерелье, как будто та давала советы.

– Вам совсем не знакома светская обходительность… Вы такой… Прямолинейный.

Ванзаров поклонился, словно принял награду.

– Прошу простить, я чиновник сыскной полиции. Когда имеешь дело со злодеями, невольно грубеешь…

Адель Ионовна смотрела на него слишком долго для светских приличий. И не только светских. Она шагнула, как будто решившись на что-то важное:

– Так вы отказываетесь от подарка?

– Беру то, что мне не принадлежит…

– Надеюсь, я не буду жалеть, – сказала она, подходя к Ванзарову слишком близко. – Это мой подарок вам…

Аполлон Григорьевич перебирал электрофотографии ладоней с хищным интересом. Как будто высматривал дичь, что скрывалась и петляла в черно-белых зарослях. Наконец выбрал одну под номером «7» и легонько щелкнул по ней пальцем.

– А ведь отличается, совсем другой рисунок, взгляните…

Ванзаров взял фотокарточку. В самом деле, белые иголки электрических разрядов исходили из этой ладони куда гуще, чем на прочих фотографиях. Без линейки было заметно, что они длиннее. Как хищные растения тянутся к добыче. Или что-то подобное. Что подсказывает фантазия.

– Обратите внимание, энергия у нее исходит в виде мужских энергид… Сравните. – Лебедев подсунул другой снимок. На правой фотографии электрические иглы напоминали густой и мягкий пушок. На левой – отросший репейник.

– Что такое энергиды? – спросил Ванзаров.

– Типы проявления животного магнетизма… Энергиды всегда проявляются у мужчин как положительно заряженные, динамиды – у женщин, с отрицательными зарядами. Есть еще третий тип, булеты, такие шаровые образования. – Лебедев потыкал в белые точки на черном фоне. – На этом снимке их тоже чрезмерное количество…

– Стали поклонником доктора Погорельского?

Тут Аполлон Григорьевич понял, что немного увлекся, забрал снимки и спрятал подальше. Не хватало слушать критику чистой науки от чиновника, который использует психологику!

– В этом есть рациональное зерно, – сказал он. – Доктор, как только перестанет обижаться, что-нибудь да найдет… Есть у меня надежда, что за искрами преступления – будущее. Только бы научиться их отгадывать… Кстати, ее ладонь показательна. Если бы сразу иметь такой снимок, выбивающийся из нормы, дело бы лихо пошло… И не смейте мне возражать.

Ванзаров послушно смолчал. Терпения Лебедева хватило ненадолго.

– Ну и чего вы молчите?

– Не смею нарушить запрет…

Аполлон Григорьевич даже руками всплеснул.

– Скажите, какие нежности! Как обманывать кружок честных спиритов, щелкая под столом палочками для бирюлек, так дерзости хватило…

Не следовало напоминать, как в это же время обманывали великого криминалиста. Буквально на другой стороне Екатерининского канала.

– Электрофотография любопытна, но бесполезна, – сказал Ванзаров.

– Почему же бесполезна? Сразу ясно, кого надо ловить…

– Предпочитаю более надежную сеть…

– Только не говорите, что ваша лженаука принесла больше пользы! – Лебедев погрозил пальцем стеллажу с анатомическими препаратами.

– Как прикажете…

Ванзаров разгладил ус и с независимым видом уставился в окно. Лебедев понял, что его пытают незаметно, но жестоко: дергают за любопытство, как кота за хвост. Что может быть хуже: оставить друга в неведении, как был распутан ребус. Утаить разгадку.

– Не стыдно вам?

В голосе Аполлона Григорьевича было столько искренней обиды, что его мучениям пора было положить конец.

– Дело не в искрах животного электричества, – сказал Ванзаров.

– А в чем же? Спиритические силы подсказали?

– Ключ, лед, платок и завещание, – последовал краткий ответ, продолжая мучения криминалиста.

Стерпеть было невозможно. Аполлон Григорьевич потребовал разъяснений без утайки и хитростей. Иначе обиду будет не смыть даже ящиком коньяка. Таких денег у чиновника сыска не было.

– Ключ от кладовой был в кармане пальто Иртемьева, – начал Ванзаров.

– Догадались, потому что в левом, неудобном кармане? – поспешил Лебедев.

– Ключ должен был висеть на связке, которую нашли в кармане его брюк. Если он так важен для Иртемьева, почему небрежно лежит в кармане пальто? Зачем вообще отстегнул? Ведь с точки зрения…

Тут Ванзаров запнулся. Ему милостиво махнули: чего уж там, пусть лженаука, лишь бы добраться до сути.

– …с точки зрения психологики это невозможно: в кладовке Иртемьев спрятал три тела, никому не позволяет входить. И вдруг – такая небрежность. Почему? Ключ положил кто-то другой. Кто? Тот, кто заставил его полезть в петлю. Тот, кто привел Иртемьева на чердак короткой дорогой: через кухню. Тот, кто нарочно достал из сундука Лукерьи праздничный поясок. Только один человек мог это сделать: тот, кто врал про кладовку, про кухарку и делал только то, что нужно ему…