– Ваш логический вывод, что Вера проводила Иртемьева на чердак?

– Точный факт, – ответил Ванзаров. – Когда я потащил мадам Иртемьеву из номера, чтобы она разрешила открыть квартиру, плечо серой жакетки было вымазано чем-то белым. Могло показаться – известкой.

Аполлон Григорьевич явно не понимал, в чем тут фокус.

– Да мало ли где могла вымазаться…

– Во-первых, Афина впопыхах надела жакетку Веры. След был не побелки, а голубиного помета… Откуда взялся? Вера залезала на голубятню, чтобы спрятать саквояж с завещанием, и запачкалась. Лаз там низкий, я проверил…

Фотография была положена лицом вниз. Лебедеву вдруг показалось, что на него оказывают влияние.

– А зачем Вере понадобилось морочить старика Гера и подсовывать портрет Иртемьева? – просил он. – Откуда вообще взялся снимок?

– Точный расчет, – сказал Ванзаров. – Прежде чем отвести Иртемьева на чердак, Вера сфотографировала его. На прощание. Ведь она так долго была у него в услужении. Но тело нашли не так быстро, как она рассчитывала, и в тот же вечер была запущена мистическая история: якобы посмертный призрак. Прибытков поверил… Если хотите – еще и намек мне: разгадай-ка этот ребус… Только исчезновение Иртемьева для Веры было неприемлемо: в этом случае Афина не могла войти в права наследования. И все усилия были бы бесполезны…

– Не человек, а машина какая-то…

– Трудно поверить, что в молодой девушке может гнездиться такая сила… Хотя я должен был: она вышла к Калиосто первой, после чего гипнотизер растерял свои способности… Факт был настолько же очевидный, как и невероятный… Сильному гипнотизеру нужно касание, какие-то слова, а Вере достаточно было взгляда. Одного взгляда, чтобы возбудить страх, поработить волю и отнять память…

– Какая-то Медуза Горгона…

– Так сказал Курочкин, заглянув ей в глазки.

– К вашим размышлениям, конечно, не придраться, но… – Лебедев благородно подбирал слова, чтобы не задеть друга. – Но как дело передавать в суд? Как доказать? Взгляд, который отнимает волю и насылает смертельный страх… Присяжные признанию не поверят… А если доказывать истинные причины смерти Серафимы Иртемьевой, бедняги Сверчкова, самого Иртемьева, двух горничных с кухаркой и Хованского в придачу – сочтут сумасшествием. Особенно если добавить исчезнувшее завещание и явившуюся фотографию. На заседании Вера взглянет и околдует присяжных… Ее оправдают и отпустят…

– Пусть об этом болит голова судебного следователя Бурцова, – ответил Ванзаров.

Любопытство Аполлона Григорьевича насытилось. Криминалист был доволен. Он принял решение изучить электрофотографии досконально. Быть может, доктор Погорельский окажется глубоко прав. А пока настал черед «Слезы жандарма». Ванзаров не отказался.

…Через час, выйдя из Департамента полиции, он заметил где-то сбоку торопливое движение. По набережной Фонтанки в сторону Соляного городка удалялась женская фигура. Скромно и незаметно одетая, чтобы не выделяться в толпе. Мадмуазель выдал не только рост. У Ванзарова была память на силуэты. К тому же он давно не верил в случайные совпадения. Или встречи. Все совпадения оказывались не случайны. Люция пришла сама, но в последний момент передумала. Или ее что-то спугнуло. Догнать мадемуазель было нетрудно, но бесполезно: теперь она ничего не скажет.

Неужели ее посетило новое пророчество?

На столе скопилась немалая стопка дел и еще большая – поручений, справок и отношений, которые сыскная полиция обязана каждый день отправлять во множестве по первому требованию. Так что за год набирается ворох из сорока тысяч важнейших документов, о которых тут же забывают при получении. Коллеги проявили исключительную заботу: ничего не взяли из полагаемой доли Ванзарова, а еще добавили. Чтобы сделать сюрприз, какой умеет подкладывать каждый чиновник.

Ванзаров сидел перед скопищем бездарных бумажек и не мог заставить себя взяться за ручку и чернила. Скрипеть пером, промокать написанное, вкладывать в конверты, отправлять посыльным – что может быть хуже для разума, привыкшего вольно бродить по тропинкам мысленных дебрей. Кто же его отпустит на свободу? Теперь предстоит расплачиваться за несколько вольных дней каторгой будней. Вольности ни господин Шереметьевский, ни коллеги не простят. Надевай хомут, берись за канцелярщину.

Ванзарову так сильно хотелось сбежать из-за стола, что желание обрело материальную силу. В приемное отделение ворвался взмыленный городовой и потребовал у чиновника сыска следовать за ним. Более никаких объяснений, кроме того, что ожидает высокое начальство. Ванзаров изобразил тяжкий вздох, как будто его лишают любимого дела, попросил чиновника Силина передать господину Шереметьевскому, что вернется сразу, как только будет отпущен, и опередил городового, выскочив на лестницу.

Быстрым шагом до «Виктории» было семь минут.

Около гостиницы прогуливался Бурцов. Судебный следователь курил папиросу короткими затяжками. Ванзарова приветствовал быстрым кивком и резким рукопожатием.

– Опять не удержался, – сказал он, бросая папиросу на тротуар и затаптывая каблуком. – Не могу побороть привычку… Все из-за нервов…

В самом деле, Бурцову с трудом удавалось сохранять спокойствие. Скорее его видимость. Задавать лишние вопросы Ванзаров не позволил.

– Направил вам подробный отчет, – только сказал он.

– Да, читал… Благодарю… Отменно исполнено… Чем наших друзей обрадовали?

Бумага имеет свойство не только храниться в архивах, но и попадаться на глаза. Не тем, кому полагается. Зная эту особенность, Ванзаров упомянул об изобретении Иртемьева настолько расплывчато, чтобы понял только тот, кто должен. Намек оказался для Бурцова слишком сложным.

– Господин Квицинский получил биометр…

– Это что такое?

– Изобретение доктора Барадюка. Иртемьев привез его из Парижа в качестве награды от учителя. Держал на виду в гостиной, прикрыв черным платком.

– Для чего применяется? – настороженно спросил Бурцов.

– По мнению доктора Погорельского и господина Прибыткова, биометр может показывать или концентрировать жизненную энергию человека. При помощи него доктор Барадюк получал фотографии мыслей.

– И только?

Ванзаров подтвердил: вещь совершенно безопасная, если не сказать бесполезная. По мнению господина Лебедева.

– Значит, настоящий аппарат исчез из саквояжа Иртемьева, – сказал Бурцов, хотя узнал об этом несколько дней назад.

– Александр Васильевич, никакого прибора не было…

Судебный следователь прикидывал: стоит делать шаг, после которого нельзя вернуться назад?

– Аппарат бесполезен без таланта Веры Ланд? – наконец спросил он.

– Иртемьев понял слишком поздно. Открытие стало для него тяжелым ударом, – ответил Ванзаров, не напоминая, что подробно описал об этом в отчете.