Права нашего владения вторым этажом виллы никто не оспаривал, а каждодневные стычки и дрязги между претендентами по поводу нижней части строения папаню не задевали.

Потребности старика были предельно скромны, а одиночество ему не грозило: очень скоро он стал полноправным членом в общине живущих на острове немецких пенсионеров.

– Дед, кажется, обрел свою стихию, – заметил на это Вова. – Старый фашист, блин! О чем они там трут каждый вечер в своей шарашке? О несостоявшейся расе господ?

Вова, будучи патриотом русского народа, к извечным его врагам относился, мягко говоря, с ощутимой прохладцей.

Папаня в споры с ним не вступал, но однажды все-таки не стерпел, высказался:

– Чего ты трещишь, балаболка! Немцы и евреи, евреи и русские… Везде не без уродов, вот чего я скажу. И не без приличных людей. А что касается нашего брата, чего его возвышать? То в коммунизм его тянет, то в капитализм… То – просто в романтику. А кончается все как в деревенской драке: увечьями и разором. Дураки кольями машут, воры мошну набивают. Вот тебе и народ-богоносец! А потом – то у него еврей виноват, то немец! Я себя спрашиваю: какая такая причина, что меня, всего Россией пронизанного и пропитанного, в нее сегодня дубиной не загнать?

– И какая?

– А устал я! И от России, и от народа ее, вот какая!

– Ну, вообще-то, – отозвался тоном рефери Сергей, – в чем-то Гитлер был прав, когда утверждал, что каждой нации соответствуют определенные черты характера, составляющие суть… Немцы – хорошие механики и воины; чечены – квалифицированные бандиты; русские – идеалисты с уклоном в алкоголизм, по себе знаю…

– Евреи – паразиты, – не преминул добавить Вова.

– В общем, все мы хороши! – подытожил я. – И посему насчет однополярного мира – не получится, как бы кто ни старался. У каждого есть сильная сторона, защищающая слабину…

В один из выходных решили выйти в океан на подводную охоту, двинувшись к знакомой банке.

Здесь, в чистейшей воде окружающего отмель приглубья, имели обыкновение греться на солнышке будущие деликатесы.

Заодно я решил навестить лодку, попробовав снять цейсовскую оптику с перископов.

Исследуя заржавевшие крепления и крутясь вокруг стойки на центропосту, я задел ластом один из снарядов и, обмерев в испуге от нечаянной оплошности, увидел, как, воздевшись над своими замшелыми собратьями, он медленно опускается на их скученный завал.

И тут, забыв о цели погружения, руководимый неясными подозрениями, я, уяснив какую-то неестественную легковесность артиллерийского снаряда, набравшись смелости, взял его в руки.

И понял: держу полую гильзу. Закупоренную и – в чем убедился уже окончательно – со странным отсутствием капсюля.

Я дернул сигнальный конец три раза, оповещая борт о подъеме.

Увидев в моих руках заплесневелый снаряд, друзья-товарищи разродились комментариями, изобилующими ненормативной лексикой. Памятный взрыв на борту подлодки невольно навел наш коллектив на мысль о том, что если сапер ошибается один раз, то коллектив саперов способен ошибаться неоднократно.

Мне стоило немалых трудов, хлебая забивавшуюся в рот соленую воду, уговорить принять меня на катер с извлеченным из недр океана загадочным предметом.

Соскрябав с гильзы зеленовато-серый водяной мох и накипь всевозможных отложений, мы различили утолщение на ее горловине, похожее на завинчивающуюся цилиндрическую крышку с конусообразным притоплением.

Надев плотные резиновые перчатки, Вова поднатужился, пытаясь крышку отвернуть. Я, способствуя его усилиям, соответственно вращал гильзу в обратную сторону.

Довольно быстро мы умаялись, и попытку вскрыть тубус повторили Сергей с Васей.

Прикипевшая резьба неохотно сдвинулась.

Завороженно глядя на постепенно открывающиеся мелкие витки оголенно-свежей, теплой от вращения латуни, мы удалили заглушку.

Я осторожно заглянул в глубину тубуса.

– Что там? – свистящим шепотом вопросил папа.

– Привет с того света… – Я тряхнул гильзу, вытащив из нее запакованный в тонкую вощеную бумагу тряпичный рулон.

Рулон составляли два холста.

Мы осторожно развернули первый.

На нас, сгрудившихся в океане людей, смотрел, улыбаясь из темноты уютного подвальчика, сидевший за уставленным снедью столом краснолицый весельчак в средневековом камзоле, воздевший в приветственном тосте украшенный вязью кубок.

– И вам не болеть, – сказал Вова извлеченному со дна морского весельчаку.

– Вот вам и золото, – резюмировал внезапно осипшим голосом папаня.

Сергей настороженно оглядел пустыню океана. Проронил:

– Ну и сколько же там этих гильз?

– Двенадцать! – ответил я, готовясь к очередному погружению и понимая, что два ящика очутились на центропосту не случайно.

При задраивании поврежденного отсека капитан, наверняка предупрежденный об особой ценности именно этих контейнеров, приказал перенести их в надежное и сухое место.

Позднее, видимо, полюбопытствовав о содержимом ящиков, их вскрыли, но на раскупорку тубусов уже не хватило времени, сил, да и желания, наверное…

Пусть бы в них содержались все сокровища земные – кому они были нужны в стальном склепе затонувшего крейсера?

Любуясь средневековым шедевром, Вова не переставал нецензурно восхищаться талантом неизвестного мастера.

И уже погружаясь в воду, я подумал, что нет, наверное, такой чистой и светлой мысли, какую российский человек не смог бы выразить в грязной матерной форме.

Мчась в «мерседесе» к дому, мы то и дело настороженно оглядывались на заднее стекло машины в закономерной боязни слежки.

Однако обошлось без неприятных накладок: и мафия, и опасные проходимцы-одиночки, разочарованно и бесповоротно закрыли для себя тему, связанную с подводными сокровищами и сопутствующим ей устранением конкурентов.

Своим находкам мы были рады, но безоглядному ликованию препятствовала та угнетающая мысль, что отныне мы стали обладателями двадцати шести полотен, считавшихся наверняка утраченными во время войны шедеврами.

Впрочем, каждого из нас данная мысль угнетала по своему.

– Где искать надежного покупателя? – хмурился, покусывая губы, Вова. – Да и с каталогами надо свериться, узнать, что почем…

– Реализация, – озабоченно втолковывал нам чекист, – самая главная вещь в любой коммерции. Это я к тому, чтобы не только не прогадать в цене, но и не нарваться на Интерпол или же мафию.

– Картинки могут стоить не только денег, но и жизни, – вдумчиво соглашался папаня.

– А как быть с моральным аспектом? – внезапно осведомился Василий. – Ась, господа алчные авантюристы? У нас же в руках общемировые ценности, между прочим! А если официально как-то, а?..