Что наводило на объективные тягостные размышления.

Он увидел этих парней и – сразу почувствовал неладное.

Парни стояли, совещаясь, у ворот виллы и воровато поглядывали на окна, у одного из которых, скрытый портьерой, стоял он, Одинцов.

Национальность и род занятий этих коротко стриженных, накачанных субчиков в долгих определениях не нуждались: стандартные российские группировщики.

– Игорь! – Он взял с журнального столика «глок», прикрытый газеткой. – Зови Лену, у нас гости!

Володин, оторвавшись от компьютера, бросил короткий напряженный взгляд во двор. Вздохнул – с истомленным пониманием ситуации.

– Леночка, – обратился Одинцов к хозяйке дома. – По-моему, сюда направляются нехорошие ребята. По чью душу – неясно. Твоя задача: спокойно прими их. Если спросят, кто в доме, ответь: ты и ребенок. Веди их в гостиную.

Лена, заметно побледнев, молчаливо кивнула. В этот же миг брякнул колокольчик у входной двери.

– Э, есть кто дома? – осведомился развязный баритон.

– Да, слушаю вас… – донесся испуганный голос Лены.

Сергей указал Володину на подсобку, располагавшуюся рядом с входом в гостиную:

– Давай туда!

Прикрыв за собой дверь, они услышали раздавшиеся в коридоре шаги, а затем баритон продолжил довольно вежливо:

– Мы от Веры… Вы ведь Лена, я не ошибаюсь?

– Да, что с ней?

Проигнорировав этот вопрос, второй мужской голос – простудно-гнусавый – с одобрением произнес:

– А ничего ведь так хижина! Вот же расстарался покойник, а так и не воспользовался. За что, спрашивается, башку сложил?

– Простите, да кто вы?

– Мы-то… Друзья сеструхи твоей. В доме кто есть?

– Нет… То есть – ребенок…

– Это хорошо. Значит, Ленок, так, – произнес наглый баритон. – Докладываю: очень, понимаешь, Вера о своем спиногрызике переживает, убивается, я бы сказал, но приехать не может, все дела и дела…

– Какие же дела? – невозмутимо спросила Лена.

– Дела-то? – вздохнул гнусавый. – Покойник подбросил проблем вдовушке, он всему виной. И вкратце ситуация обстоит так: должен он нам денег. А потому… Сделаешь банковский перевод – это раз. Два – переоформим хижину. Вот и все.

– И… что дальше?

– А дальше, детка, – довольно рассмеялся баритон, – катись в Питер, к сестренке своей ненаглядной, мы тебя честь по чести туда проводим, не сомневайся…

– А мудрить надумаешь, – гремя угрозой в сиплой интонации, добавил другой бандит, – так мудри, дело твое. Но учти: жизнь сестры на себя берешь, такая вот цена всей мудрости… Это ясно?

– Ясно.

– Ну и ладушки. Спокойная ты, погляжу, девка, уживемся.

– Вы здесь собираетесь жить?

Гангстеры зашлись в восторженном гоготе.

– Конечно, дорогая! Готовь, кстати, обед!

Одинцов толкнул локтем Володина: пошли!

Встав в дверях гостиной, произнес, безразлично глядя на подобравшихся посетителей:

– Не знаю, как насчет обеда, Ленок, но в одном наши гости угадали: им действительно придется тут некоторое время пожить. И ничего не поделаешь. – Вздернул «глок», направив его в переносицу начавшего подниматься с кресла короткопалого типа с приплюснутым носом и крутым боксерским затылком. Пояснил холодно: – Замри, гнида, котел враз разнесу!

Короткопалый угрюмо переглянулся со своим сотоварищем, рыскавшим по сторонам колючими цепкими глазками загнанного в угол хорька.

Подобного сюрприза визитеры явно не ожидали.

– Пора, думаю, представиться, – произнес Одинцов. – Я – по всем вашим понятиям – мент. Квалифицированный, как пишут в характеристиках, специалист по вопросам организованной преступности. Вашего шакалья завалил гору. Я не хвастаюсь, а подсказываю вам вывод… Хотя вы тут уже чесали что-то об излишней мудрости, необходимости повторяться нет.

– Ты пожалеешь, волк, – сказал короткопалый, оказавшийся обладателем баритона. Из-под его голых, лишенных ресниц век таращились прозрачные, навыкате глаза.

– О чем пожалею? – усмехнулся Одинцов. – О ваших загубленных жизнях? Едва ли. Но если хотите их сохранить, выполняйте команды. Команда номер один: лечь на пол.

Парочка, угрожающе пыхтя, подчинилась приказу, подкрепленному выразительными передвижениями в воздухе не дающего осечек ствола.

– Веревки! – обронил Одинцов в сторону Лены, умело обыскивая арестантов и отбрасывая в сторону швейцарские офицерские ножи и бумажники. Кивнув на ножи, заметил Володину: – Откуда, интересно, моду переняли? От црушников? Их ведь стандартный причиндал…

– А ты грамотей, – пропыхтел короткопалый, уткнувшийся носом в ворс ковра.

– И тебя это, чувствую, не радует, – произнес Володин, перетягивая пленникам запястья надежными и грамотными морскими узлами.

– Ты где так канаты вязать научился? – поинтересовался у него злобным голосом сиплый. – Ослабь, гад, больно…

– Потерпишь. А за «гада» могу тебе показать, как делать петлю для висельника.

Протянув напарнику «глок», Одинцов, уцепившись в короткий бобрик волос сиплого, резким рывком приподнял взвывшего от боли бандита на колени.

– Сейчас двигаем в подвал, там сегодня у тебя ночлег, – пояснил миролюбиво. – Ну, подъем!

Бандитов следовало поодиночке подвергнуть жесткой психологической обработке. Технологию обработки полковник знал досконально.

На лестнице гнусавый выказал неподчинение приказу, попытавшись оказать сопротивление конвоиру, но, получив ошеломляющий удар в печень, мгновенно присмирел.

Припоминая уроки Володина, Сергей, подтянув лодыжки бандита к его завернутым за спину запястьям, увязал дополнительный «простой штык», обычно применяющийся в морской практике для крепления швартовов за рымы.

После, не без удовлетворения оглядев кряхтящий куль, вернулся в гостиную, где хмуро уставившись на немигающий зрачок пистолета, сидел в коленопреклоненной позе посередине ковра короткопалый.

– Итак, продолжим, – деловито обратился к нему Одинцов. – Ребята вы, думаю, ушлые, сообразительные, а потому надеюсь на взаимопонимание и логику… Или обольщаюсь?

– Надеяться не вредно, – донесся надменный ответ.

– Ты зря огрызаешься, – укорил его Одинцов. – Мы же теперь партнеры, понимаешь? И у нас общая задача: вернуть сюда Веру.

– Как я ее тебе…

– Ты можешь ее вернуть, – с нажимом произнес Одинцов. – И сейчас, не сходя с места, мы вместе начнем думать, как это осуществить. Более того, плодотворный мыслительный процесс в предложенном направлении в первую очередь необходим тебе самому. И касается он твоих насущных интересов, потому что при отрицательном результате мы закопаем вашу парочку живьем в песок. Это я тебе твердо и конкретно обещаю. Очень твердо и очень конкретно. И своей тяжкой смертью ты загладишь, поверь, все прежние грехи, я уж постараюсь. Но грехов у тебя наверняка много, а потому в деле заглаживания придется оказать тебе помощь в виде имеющегося утюга системы «Филипс». Снабженного отпаривателем. Помнишь такую рэкетирскую рекламу: «Изменим жизнь к лучшему»?