не возвращаться домой? Что бы ни говорила полиция, это не могло быть решением человека, находящегося в здравом уме. Кто-то другой, кто-то отчаявшийся, и уж точно не тот, кто объявил в том пабе в Портраше, что всегда будет рядом с Мэри, везде, на краю света или в Илинге.

Но после заявлений Элис Мэри была вынуждена пересмотреть свое прошлое с точки зрения, которую никогда раньше не рассматривала. Она начала с перебора открыток Джима. Если раньше Мэри делала это в поисках золота – отыскивая блестящие кусочки их былого счастья, – то теперь она заставила себя замечать и пустую породу. Не пил ли он во время этих бизнес-поездок? Не были ли эти слова извинением за утрату, которая, как он знал, должна наступить? И, хотя эти упражнения рвали ей сердце, Мэри пришлось принять более реалистичную картинку их совместной жизни. Это заставило ее лишь больше оценить прелесть золотых дней, потому что, когда рушатся стены, что могут значить горькие вздохи?

Она постаралась обновить в памяти все хорошее, сделанное ей Джимом. Затем заставила себя найти столько примеров собственной доброты, сочувствия и гибкости, сколько смогла. Одной из причин, почему она не смогла найти в себе силы подтвердить в полиции заявления Ричарда, был страх, что это знание сможет разрушить ее самооценку. Но теперь она стала другим человеком. Сильнее. Она каждый вечер ходила по лезвию боли там, на станции, и это закалило ее.

И она наконец нашла в себе силы заглушить голос, говорящий, что, если бы ее было достаточно, Джим до сих пор был бы с ней, потому что глубоко внутри она всегда знала, что это не было так линейно. Никакие хорошие качества Мэри не могли уравновесить хроническую депрессию Джима. Мы столько ждем от любви. Но, как и все мы, она может подвести. И Мэри на горьком опыте узнала, что любовь не может спасти от всего. Но она может показать нам, что мы можем начать спасать себя.

Этот процесс человек может начать только сам, хотя Мэри была признательна Элис и Киту за все, что они для нее сделали. Это был нелегкий труд. Через два дня после их возвращения, проборовшись сорок восемь часов с остатками своего горя, Мэри решила отказаться от квартиры в Илинге. И вместе с новыми заботами к ней пришло странное облегчение. Найдет ли она работу? Как без нее справятся в «НайтЛайне»? Что будет с ее друзьями оттуда? Она сказала себе, что все равно будет дружить с ними, как бы там ни было.

Ее новое жилье было всего в часе езды на поезде от Лондона, но с тем же успехом могло быть в другом полушарии. За те же деньги она смогла снять квартиру побольше, тоже на первом этаже, и поэтому с садиком. Теперь, когда ей некуда было идти после работы в местном универмаге, она начала привыкать к понятию свободного времени. Она готовила сложные блюда по кулинарным книгам, которые разыскивала на благотворительных распродажах или в местных букинистических магазинчиках. Потом выходила в садик и смотрела на закат, для себя, а не для кого-то. Оказалось, что сердцу нужно не только время, но и пространство.

Первым гостем Мэри в ее новой загородной жизни стала мама. Хотя за эти семь лет Мэри время от времени ездила в Белфаст и они перезванивались, Мэри так никогда и не рассказывала ей, что сказала Джиму в их последнее утро. Она не могла поведать маме, что ей сказали родители Джима и что она так и не сходила в полицию за подтверждением. Мэри оставила маму во тьме незнания, так же как своих коллег и команду «НайтЛайна».

Но храбриться очень утомительно, и, только рассказав обо всем этом маме с зажатой в дрожащих руках чашкой, Мэри осознала, как же давило на нее это решение вынести все в одиночку. Она чувствовала, как с каждой сказанной фразой с нее снимается груз. Мама слушала все молча. И только потом, когда Мэри высказалась и сидела, прерывисто дыша, словно только что взобралась на гору, мама сказала:

– Я горжусь тобой, куколка.

Мэри толком не знала, какой реакции она ждала, но совершенно точно не этой.

– Что ты имеешь в виду?

– Это непросто, сделать то, что сделала ты. Вот так вот подняться и выбраться. Прошлое – в прошлом, и ты не должна корить себя за него. Я тобой горжусь. И больше мне сказать нечего.

Окончив этот разговор, они на удивление быстро вернулись к своим прежним отношениям. Мама рассказывала обо всем, что происходит дома, – внуки и ее безумное расписание. Они пили теплое белое вино на ковре в саду, а выпив по полбутылки каждая, пытались заниматься садоводством. Тед выдал подробнейшие инструкции о том, как надо разбивать клумбы, но Мэри позабыла большую часть его советов. И это стало отличным поводом писать ему все новые сообщения.

В конце концов мама с Мэри начали так хохотать, что им пришлось совсем оставить свои не слишком усердные попытки садоводства. Они строили планы, как Мэри теперь будет приезжать в Белфаст почаще – и снова постарается возобновить свою дружбу с Мойрой, – а потом, уже перед тем как ехать в аэропорт, мама дала Мэри конверт. «Благодарственная открытка», – сказала она. Мэри поставила ее на каминную полку, чтобы прочесть после того, как проводит маму.

Вечером Мэри открыла конверт, и там оказался вложенный в открытку чек на тысячу фунтов. Он вылетел из открытки и упал на ковер. Твой Да немножко отложил для всех вас, было написано в открытке. Купи себе что-нибудь. Ему бы этого хотелось. Сначала Мэри была так тронута и благодарна, что даже не представляла, на что потратить эти деньги. Она никогда не была охотницей ни до вещей, ни до обладания ими. А потом до нее вдруг дошло – ей нужен предмет, к которому она всегда была привязана больше всего, предмет, позволяющий ей создавать новые миры.

Купив швейную машинку, Мэри начала делать свою первую карту из ткани со времени исчезновения Джима. Она нагородила столько страхов вокруг того, что будет испытывать за шитьем, какие это может пробудить воспоминания, но в реальности все оказалось намного проще. В центре этой новой карты была станция Илинг Бродвей. От нее простирались артерии жизни Мэри в последние несколько лет: «СуперШоп», парк, где Тед признался ей в своих чувствах, «НайтЛайн». Всех их связывали тропинки, по которым Мэри ходила бессчетное количество раз, с каждым шагом думая, когда же закончатся разочарования и что-то новое