Сажусь рядом и прижимаю к себе. Сразу замираю: вдруг оттолкнет.

Но этого не происходит, и я глажу ее по спине, по волосам.

Шепчу что-то успокаивающе, как вдруг радионяня взрывается криком Никиты.

Алиса мгновенно вскакивает и исчезает в дверях, а я провожаю ее растерянным взглядом.

Что она скажет, когда вернется?

Назар

— Этот период обязательно когда-нибудь закончится, — успокаивающе шепчу Алисе.

Никита лежит на моей согнутой в локте руке животом вниз, лицом на моей ладони, и я мерно его покачиваю. Мы только недавно искупали его в ванночке, и от него исходит легкий аромат ромашки. Ромашки, счастья и бессонных ночей.

Алиса морщится, покачивает головой и жалуется, стонет:

— Мы все перепробовали! Я чувствую себя такой беспомощной…

Это правда. Колики — будь они неладны. Мы с Алисой теперь и сами можем составить методичку «Что делать при кишечных коликах у новорожденных».

У Никиты они начались спустя месяц после рождения, и вот уже несколько недель наш сын задает жару своим родителям. И даже Марине, которая тоже помогает по мере сил, несет вахту.

Сегодня Никита никак не хочет успокаиваться, и я пускаю в ход тяжелую артиллерию: качаю на руках то в позе «Тигр на ветке», как сейчас, то «Самолетиком».

Качаю и замечаю, как тепло Алиса смотрит на сына.

Иногда такого теплого взгляда удостаиваюсь и я. На этом все.

Прошло три недели с нашего разговора, а воз и ныне там. Ну, как там: Алиса перестала держать наготове щит и меч, общается охотнее, делится ежедневными новостями, но ворота замка открывать не спешит. Я вижу ее настороженность.

В памяти до сих пор всплывает ее бледное лицо, когда она вернулась из спальни после всего того, что я ей рассказал.

Присела на диван рядом со мной, потеребила в руках подол своего голубого сарафана, прокашлялась и заговорила, опустив голову:

— Спасибо, Назар! Ты… я… в общем, спасибо за то, что ты открылся. Мне очень жаль, что так вышло с твоей компанией.

Она замолкла, положила свою теплую ладонь на мою и улыбнулась.

— Я уверена, новая будет еще лучше прежней.

Тогда я почувствовал, что она говорила это совсем не для красного словца. Кивнул и мысленно себе пообещал, что так и будет.

— Наверное, теперь моя очередь, да? — Алиса пристально посмотрела мне в глаза.

— Очередь?

— Ну, говорить правду. А я… я не знаю, что тебе сказать, — с надрывом произнесла она. — Вот смотрю на тебя, и вроде ты говоришь от души, делаешь все, что можешь, а я… а у меня сердце сжимается до боли. Я бы и рада объяснить, что со мной, честно. Только вот и сама не знаю.

Я смотрел на нее, и мне хотелось сказать так много. Сказать, что я знаю, что с ней: она просто дико боялась снова довериться. У меня так же сжималось сердце, когда я шел с ней разговаривать. Ведь не знал, каким будет результат. Но это как прыжок веры. Да — да, нет — нет.

Однако я понимал — скажи я так, спугну. Вон как сидит — словно воробушек. Нахохлилась, того и гляди, сорвется, улетит. Потом фиг поймаешь.

Нет, с Алисой нужен другой подход.

— Я никуда тебя не тороплю, ты не подумай. Я все это рассказал совсем не для того, чтобы ты принимала какое-то решение прямо сейчас. Ты попросила меня обсуждать все с тобой, чтобы ты смогла снова мне довериться, — вот это я и делаю. А так-то я вообще терпеливый, — грустно усмехнулся я. — Просто хочу быть рядом с тобой и нашим сыном.

Алиса кивнула и подарила мне благодарную улыбку, а я мысленно хлопнул себя ладонью по лбу.

Ну кого я обманывал? «Просто быть рядом», «терпеливый»… Я говорил так, будто это давалось мне по щелчку пальца. Фига с два.

Началась пытка. Ежедневная, учитывая, что я прихожу к ним каждый день.

Каждый день борюсь с собой.

Неужели Алиса не видит, как я на нее смотрю?

Неужели не понимает, насколько это сложно? Сложно находиться рядом с ней, чувствовать ее запах, вспоминать, какая бархатная у нее кожа, какие гладкие волосы, какие ее губы на вкус, как пылко она отвечала на мои ласки.

Сложно вспоминать и держаться от нее подальше. Честное слово, мне приходится едва ли не бить себя по рукам, которые так и жаждут снова прижать ее к себе. Когда я до нее дорвусь — а я дорвусь — ей придется несладко. Точнее, сладко. Я пропишу нам постельный режим на неделю. Нет, на две. Хотя о чем это я, мне и месяца не хватит.

А пока мне приходится стать настоящим фокусником. Или маньяком, это как посмотреть.

Алиса передает мне сына — я невзначай касаюсь ее рук.

Алиса встает на цыпочки и пытается дотянуться до верхней полки шкафа на кухне, чтобы достать кружку, — я подхожу сзади, приобнимаю одной рукой, а второй достаю то, что нужно.

Алиса купает сына — это ж целый простор для действий.

Алиса прилегла на диван и отрубилась, пока я укачиваю Никиту, — о, ну это вообще пир. Тут и волос можно коснуться, и погладить, и поцеловать.

Один раз она меня чуть за этим и не застукала, проснулась от поцелуя. А я что? Быстренько отпрянул, сделал вид, что просто мимо проходил.

Вроде поверила, хотя дотронулась до губ, слегка нахмурилась. Потом махнула рукой. Скорее всего, решила, будто приснилось.

Каждый день я задаюсь вопросом: закончится ли когда-нибудь моя пытка? Даст ли Алиса шанс начать все сначала? Не мне. Нам.

Как там говорят? Между тобой и другим человеком ровно десять шагов. Я сделал свои пять.

Сделает ли она свои пять?

Что, если она меня больше не любит? Что, если не отвечает взаимностью именно поэтому? Тогда я могу приходить к ней до пенсии, и все без толку.

— Назар!

— А? Что? — Я очухиваюсь оттого, что Алиса трясет меня за плечо.

Похоже, укачивание Никиты в этот раз действует медитативно и на меня — я умудряюсь уйти глубоко в свои мысли.

— Он уснул, — кивает Алиса на сына. — Уложишь в кроватку? Приходи потом на кухню, я как раз почти доварила борщ. Тетя звонила, сказала, что задержится на работе. Поужинаешь со мной?

Я охотно киваю. Еще бы, конечно поужинаю. И позавтракал бы, да никто не предлагает.

Укладываю сына и иду на кухню.

Застаю прелестную картину: Алиса наклоняется спиной ко мне, чтобы поднять упавшее полотенце, ее сарафан задирается и являет мне трусы. Белые. В красное сердечко. И длинные стройные ноги.

Я громко сглатываю, и все предохранители, которые и так держались только на честном слове, срывает.

Алиса успевает разве что выпрямиться, и на этом все. Я налетаю на нее, грабастаю в объятия и впиваюсь в ее губы поцелуем. Мне уже не до нежности — я слишком изголодался. Дорвался.