Назавтра встреча состоялась уже у Валентина в кабинете. Специально приехал Аркадий из Питера и первым делом спросил, почему вопрос стоит так остро и нельзя ли как-нибудь все-таки договориться и не «разбегаться» на этом этапе. Ему практически в один голос все мрачно ответили, что, к сожалению, нельзя, разногласия уже такие, что лучше дальше не тянуть эту резину. Потом Валентин сказал, что, в принципе, они согласны с нами разойтись, осталось обсудить цену вопроса. «Обсуждать ничего не будем, цена названа, и она невысокая», – заявила я от имени нас четверых. Повисло молчание. Потом Виталий сказал: «Сейчас живых денег все равно нет, они еще от фонда не поступили. Может идти речь только о каких-то обязательствах на будущее». Об этом мы догадывались заранее, так как я следила за денежными потоками и знала, что денег действительно пока нет. Именно для получения денег им нужны были наши подписи на завершающих сделку документах для фонда. «Хорошо, пишите бумагу об обязательствах на будущее. Нам важно, чтобы ваш фонд также увидел эту бумагу и был в курсе дела, что вам предстоит крупная выплата. Как вы подпишете это обязательство для нас, так и мы подпишем бумаги для фонда». С этим мы разошлись.

В течение недели была составлена «бумага», гарантирующая нам выплату некоей суммы в два этапа – половину в марте 1998 года (дело происходило в декабре 1997 года) и еще половину – к сентябрю. В этой бумаге было еще много разных условий. Например, мы немедленно должны были прекратить активное вмешательство в дела компании, но до января никому не говорить, что собираемся уйти, просто приходить в офис и всем сообщать, что мы заняты «подготовкой новых проектов». Это делалось для предотвращения шока среди производителей и клиентов, которые отлично знали, что весь текущий менеджмент держался на плечах С. М., и могли забеспокоиться по поводу таких резких перемен. Кроме того, оговаривалось, что фонд АБМ введут в курс дела и даже организуют нам встречу с каким-нибудь его представителем, чтобы мы были уверены, что оповещение действительно состоялось.

В этой «бумаге» отсутствовала только одна вещь – не была вписана окончательная сумма «отступных». «Боссы» упрямо отказывались от 4 миллионов, а мы даже не желали обсуждать другую цифру. Время от времени происходили истерические сцены, когда Виталий вопил: «Ничего я не буду подписывать, особенно под таким давлением!» Случались также попытки задушевных бесед с Сережей со стороны Валентина (все-таки они были дальними родственниками, троюродными братьями), когда Валентин пытался уговорить его «образумиться» и валил всю вину на меня: «Эта стерва тебя науськала, как только ты на ней женился!»

Но время работало на нас, надо было только терпеливо ждать и стоять на своем. Деньги от фонда все не поступали, фонд начинал нервничать, почему до сих пор не подписаны финальные бумаги. Поставщики, которые ждали выплат за поставленный товар и которым уже сообщили о предстоящем получении инвестиций, тоже нервничали и названивали «боссам» с вопросами: «Когда, когда же?» В общем, деваться им было некуда и они должны были сдаться на наши условия, тем более что требовали мы действительно вполне божескую сумму, и не сейчас, а потом.

Однако эта выплата «потом» меня, например, очень настораживала. Если мы сейчас с такими трудностями вытягивали из них принципиальное обязательство уплатить, то, скорее всего, еще больше придется мучиться при фактическом получении денег. Я очень нервничала и несколько раз обсуждала с остальными, как бы нам обезопасить свое будущее получение денег. Я была совершенно уверена, что, несмотря на скорое и неизбежное подписание нужной нам «бумаги с обязательствами», борьба только начинается. Они бы обязательно постарались под каким-нибудь предлогом не заплатить или тянули бы с выплатами бесконечно долго. Я же знала, какой у них богатый опыт оттягивания платежей поставщикам, и мне совершенно не улыбалась перспектива провести остаток жизни у них под дверью со своими бумагами или, например, бегая по судам со всяким крючкотворством.

Игорь с Лешей к этому вопросу относились совершенно хладнокровно и говорили: «Да заплатят они, куда денутся, если только бумагу подпишут. В крайнем случае – скажем им, что придут грузины с автоматами и всех поубивают. Они же трусы, как известно». Но я слабо представляла себе, как мы будем пугать «боссов» грузинами и автоматами и что из этого может получиться, поэтому искала более надежные пути защиты. Было очевидно, что сейчас мы находимся в выигрышном положении, потому что «боссам» необходимы наши подписи для фонда, и это обстоятельство делает их практически неспособными сопротивляться. Но после подписания обоих документов это «оружие» из наших рук исчезнет. Как же вынудить их действительно в срок расплатиться, а не тянуть резину до второго пришествия? Я понимала, что надо соорудить для них какую-то новую «бумажную ловушку», которая начнет действовать вскоре после подписания первых обязательств и из которой они никак не смогут выбраться без нашей помощи. А тогда мы легко обменяем «ключ от ловушки» на фактическое получение денег по обязательствам.

Выход подвернулся случайно, но очень удачный. Оказывается, по нашему законодательству, все акционерные общества (а «Фармапомощь» была именно закрытым акционерным обществом) должны были с начала 1998 года перерегистрировать свои уставные документы, внеся в них небольшие, но необходимые изменения. Например, там надо было немного увеличить уставной капитал, первое лицо в компании должно было называться отныне «генеральный директор», а не «президент», как это разрешалось раньше, были и еще какие-то изменения, которые я сейчас не вспомню.

Виталий со своим презрением к «мелким техническим деталям бизнеса» если и знал об этом, то совершенно не обращал внимания на такие пустяки. Поэтому никакие изменения в документы «Фармапомощи» вовремя внесены не были, и даже сам Виталий продолжал по документам именоваться «президентом компании», что ему очень нравилось. Я решила просто не напоминать нашим «боссам» об этом обстоятельстве. Сами они в жизни о нем не вспомнят, я была в этом уверена. Все останется неизменным до тех пор, пока не выяснится, что с января 1998 года у них все документы устарели и недействительны. Рано или поздно это должны были заметить юристы фонда, которые обычно следят за такими вещами, или юристы обслуживающих банков, которым тоже понадобятся измененные документы для нормального обслуживания счетов. Вот тут-то им снова потребуются наши подписи – ведь 40 % «Фармапомощи» по-прежнему (до момента получения денег) сохранятся в нашей собственности (вернее, в собственности маленькой фирмешки «Х6», принадлежавшей поровну Игорю, Леше и нам с Сережей), и никакие изменения Устава и т. д. без нас не будут возможны.

«Что они тогда смогут предпринять, чтобы разблокировать ситуацию?» – рассуждала я. Первое, что приходило в голову, – они попытаются изготовить поддельные документы с фальшивыми подписями от имени фирмы «Х6». Оттиски печатей «Х6» у них были в большом количестве, потому что их регулярно в прошлом приходилось ставить на разные протоколы собраний акционеров и т. д. При современной технике изготовления печатей и штампов совершенно нетрудно сделать поддельный оттиск, очень похожий на настоящий, и бегай потом по судам с этим оттиском! Но тут им можно заранее испортить всю малину. Пусть «Х6» заблаговременно, до наступления 1998 года и момента массовой перерегистрации акционерных обществ, официально поменяет все свои печати и подписи так, чтобы они были совершенно не похожи на прежние. Причем об этом мы их, разумеется, не известим. При официальной замене печатей где-то в недрах наших государственных регистрационных служб остается копия нового штампа и дата, когда он был изменен. Тогда при попытке подлога они попадутся как кур в ощип, потому что мы запросим у государства эту копию, о которой они знать не знают, и любой суд поневоле будет на нашей стороне.