– Я не должен тебя слушать, – чуть громче сказал Рейне и сделал еще шаг по направлению к столу.

– Меня зовут Молли, Сэм. Я хочу сбежать с тобой. Молли. Ты собираешься убить Молли, Рейне? Ты правда хочешь это сделать?

Взгляд через плечо. Еще три минуты.

Стоя у стола, Рейне закричал:

– Я не должен тебя слушать!

– Но ты же хочешь меня слушать. Меня, Молли. Ты же хочешь сбежать от Йессики. Мы можем сбежать вместе. Автобус ходит совсем рядом, Сэм. Мы можем сесть на него вместе, улететь, как снежные ангелы, прекрасные, как ангелы. Сэм и Молли, как и должно быть. Меня зовут Молли, я человек. Ты не хочешь убивать меня, Сэм.

Рейне подошел к столу, взял нож. Молли видела, как тот дрожит у него в руке. Она чувствовала, как льются слезы.

Рейне медленно подошел к ней. Нож в руке дрожал еще сильнее.

– Со мной тебе можно будет рисовать сколько захочешь, Рейне, – рыдая, крикнула Молли. – У тебя будет своя комната, очень светлая. А я дам тебе разноцветные карандаши и сколько угодно бумаги. Давай сбежим, Рейне.

Рейне остановился и посмотрел на Молли странным взглядом.

– Я все время пытаюсь тебя убить, Йессика, но никогда не получается. Ты всегда возвращаешься.

– Я Молли, Рейне! Ты Сэм, а я Молли, и мы должны вместе убежать от Йессики. Мы можем убить ее вместе. И тогда ты сможешь рисовать сколько захочешь.

Он присел рядом с ней на корточки, заглянул ей в глаза, поднес нож к ее телу. Она продолжала:

– Мы сядем на автобус, Рейне. Автобус увезет нас на свободу, Сэм.

Нож замер, подрагивая, прямо над ее правым запястьем.

– Я должен тебя убить, Йессика, – сказал Рейне.

40

Четверг, 26 ноября, 10:35

Бергер не мог оторвать ладоней от лица. Просто не получалось. Как будто они примерзли.

Ди смотрела на него. Они сидели в дальней комнате. С экрана компьютера улыбалась Йессика Юнссон. На стоп-кадре ее улыбка выглядела жутко-пугающе. Как будто только сейчас Йессика стала реальной.

Оцепенение.

– Я правда не понимаю, – заговорил наконец Бергер.

– Я подозреваю, что ты очень хорошо понимаешь, – сказала Ди.

– Ее рвало. После катания на лыжах.

– Если я правильно помню твою историю, вы провели вдвоем на севере почти месяц. Но мы не можем доверять показаниям Йессики Юнссон. Вполне возможно, Молли беременна уже два месяца, в таком случае она забеременела задолго до вашей встречи. А может, она уезжала куда-нибудь, пока ты лежал, напичканный седативными препаратами, и встречалась, например, в Квикйокке с каким-нибудь местным ловеласом.

– Но я помню ее тело.

– Что ты имеешь в виду?

– Родимое пятно в форме звезды под правой грудью.

– Ты мог заметить его когда угодно.

Ди отошла и встала около висящей на стены карты северной Даларны.

– Она где-то здесь, недалеко. Пойдем вместе в допросную и доведем дело до конца.

Ди подошла к двери и распахнула ее.

– Как мило, – улыбнулась Йессика Юнссон. – Комиссар Росенквист собственной персоной. Вылезла на свет божий, как короед из дерева.

– Где она? – проорала Ди в сантиметре от лица Йессики.

– Осмотревшись здесь, я поняла: вы ведете собственное расследование, – спокойно заметила Йессика. – Это все неофициально. Значит, я могу предложить вам обмен. Садитесь.

Ди несколько раз сжала кулаки, прежде чем отойти. Потом обошла стол и села. Бергер сел рядом с ней.

Тоном, который звучал почти официально, Йессика произнесла:

– В определенный момент Рейне убьет Молли. Однако у него есть мобильный телефон, я могу позвонить и остановить его. Мы можем совершить обмен. Вы получите Молли, Рейне получит меня. А потом мы все, довольные, разойдемся.

– Мы уже изучили ваш мобильный, – сказал Бергер. – В телефонной книге нет записей, и в памяти нет ни исходящих, ни входящих вызовов.

– Надежности ради ни его, ни мой телефон никогда еще не использовался. Номер у меня вот здесь, – ответила Йессика и постучала себя по голове.

– Тогда позвоните ему, черт побери! – крикнул Бергер.

– Сначала мы должны договориться, как будем действовать, – сказала Йессика и посмотрела на настенные часы за спиной у Бергера. – У нас есть пятьдесят две минуты.

Бергер и Ди обернулись и уставились на циферблат.

– Значит, в половине двенадцатого? – уточнила Ди.

Йессика пожала плечами.

Бергер и Ди встретились взглядами и долго их не отводили, без слов понимая, что оба хотели сказать.

Потом встали и вышли из комнаты. За спиной у них раздался голос Йессики:

– Помните: часы тикают.

Бергер захлопнул дверь и сказал:

– Она никогда не позвонит. Это часть ее садистского плана, она просто получает удовольствие. Она хотела попасться, и теперь довольна. И в действительности единственное ее желание – увидеть мои глаза, когда Молли умрет. Но она и тогда ничего не почувствует. Она хочет посмотреть, попытаюсь ли я ее убить. В этом случае она, возможно, испытает какое-то чувство.

– Я тоже так думаю, – сказала Ди, и лицо у нее осветилось, как будто ее осенила какая-то мысль. – До меня вдруг дошло. Ты сказал, что Йессика вышла из очереди около церкви в Серне. А вдруг все было не так?

– То есть?

– Вдруг она уже побывала в церкви. И получила свой код.

Бергер уставился на нее.

– Ее машина стояла там слишком недолго, – сказал он. – Это невозможно.

– Она же очень изобретательна. Она могла пролезть без очереди, сказав, что у ее дочери аппарат искусственного дыхания работает от запасного аккумулятора и им немедленно нужно подключить электричество. Да что угодно.

– В таком случае она должна была получить листок бумаги. Я уже обшарил все карманы ее куртки. Там ничего нет.

Они переглянулись.

– Могилы, – сказала Ди. – Это, конечно, смелое предположение, но она ведь могла выбросить листок, когда бежала между могилами.

Они зашли в гостиную. Бергер подтащил Йессику Юнссон к батарее и привязал кабельными стяжками. После чего они вышли, не удостоив ее взглядом.

За спиной раздался ее крик:

– Сорок пять минут. Вы не хотите, чтобы я позвонила?

Их автомобиль влетел на стоянку рядом с церковью. Там по-прежнему стояло много машин, но очередь вроде бы стала поменьше. Бергер кое-как припарковался и вбежал в кладбищенские ворота. Люди смотрели на него с удивлением, пока он, поскальзываясь и спотыкаясь, несся к могилам. Ди не отставала от него и пару раз поддержала, когда он чуть не упал.