– Что, черт возьми, вы хотите сказать? – Йессика начала дергаться и попыталась разорвать кабельные стяжки, которыми была связана.

– Фишка в том, что ты умрешь, ничего не понимая, – сказал Карстен и убил Йессику тремя точными выстрелами прямо в сердце.

И в последнюю секунду своей жизни Йессика Юнссон испытала, наконец, чувство. Чувство глубочайшего удивления.

Карстен снял очки и поморгал. Потом вытер слезу в уголке глаза.

Подойдя к Йессике, он засунул ей в рот черный носок.

Сделав несколько шагов в сторону, Карстен полюбовался на свое произведение.

Он видел все хуже и хуже.

И на террасе в Андалусии он будет сидеть в одиночестве.

«Но смысла нет».

42

Пятница, 27 ноября, 11:14

Коридор, по которому шла Ди, казался бесконечным. За таким же бесконечным рядом окон, мимо которых она проходила, она видела, что лед уже начал схватывать поверхность залива. Это было видно, даже несмотря на сильный снегопад.

Зима будет долгой.

Сёдермальмская больница была, как обычно, переполнена. Когда Ди открыла дверь палаты, она обнаружила, что от других трех кроватей пациента отделяет только пожелтевшая ширма. К тому же, в помещении было неприлично много посторонних. Трое одетых в белое мужчин, что-то бормоча, склонились над одним из пациентов. Медсестра меняла катетер другому. За приоткрытой дверью туалета уборщик мыл пол. А около постели Молли Блум, крайней справа, стоял крупный мужчина с крупным лицом и еще более крупными усами.

Ди глубоко вздохнула. Последний человек, которого она хотела сегодня видеть.

– Конни, – сказала она.

Конни Ландин, комиссар уголовной полиции при Национальном оперативном отделе, более известном как НОО, откликнулся:

– Дезире.

– Как она?

– Не знаю. Один из вон тех врачей подойдет и расскажет, когда они закончат.

Ди кивнула. Она смотрела на Молли Блум и спрашивала себя, что она, Ди, на самом деле чувствует. Какие-то провода и трубки двигались в такт дыханию Молли. Интересно, подумала Ди, может ли она самостоятельно дышать.

Конни Ландин откашлялся и спросил:

– Полагаю, ты видела заголовки в сегодняшних газетах?

– Разве их можно было не увидеть? – сказала Ди, глядя на скопление аппаратуры вокруг тела Молли, которое из-за обилия техники казалось совсем маленьким.

Почти как у ребенка.

Конни Ландин покачал головой.

– Я знаю, что ты мне лгала, выполняя какое-то тайное задание СЭПО вместе с Бергером. Но конечно, там, где появляется СЭПО, обычные правила не работают.

Ди фыркнула и помотала головой. Ландин продолжил:

– Как бы то ни было, заголовки в духе «Бывший полицейский разыскивается за убийство подозреваемой» – совсем не то, что нам сейчас нужно…

– Да, само собой, – сказала Ди.

– Итак, эту вашу Йессику Юнссон застрелили из старого оружия Бергера, из пистолета Sig Sauer P226, который он должен был сдать. Если добавить к этому его ДНК, найденную на месте как минимум трех старых убийств, связанных с тем же делом, неудивительно, что он исчез. Думаю, ты понимаешь, что отдел внутренних расследований захочет тебя допросить?

– Я уже дала на это согласие, – спокойно ответила Ди.

– Стало быть, ты полетела в Фалун на вертолете «скорой помощи»? Без Бергера?

– Ему не хватило места, у нас было двое раненых. Но мы приехали на машине, и Бергер отправился в Фалун на ней.

– Ее нашли на парковке около больницы, да. И там все следы прерываются. Очевидно, по дороге он свернул к дому в Серне и застрелил Йессику Юнссон. Таков вердикт даларнской полиции.

– Давай подождем, к каким выводам придет внутреннее расследование.

В этот момент к ним подошел один из врачей и спросил:

– Полиция, если я не ошибаюсь?

Они представились. Врач сказал:

– Молли Блум, да. У нее действительно нет ни близких родственников, ни друзей?

– Ближе меня вам, вероятно, никого не найти, – ответила Ди. – Как ее состояние?

– Нестабильное. Надо подождать какое-то время, прежде чем мы сможем понять, повлекла ли за собой сильная потеря крови необратимые повреждения мозга.

– А… ребенок? – затаив дыхание, спросила Ди.

– С ним все в порядке. И каким бы ни оказалось ее состояние, ради ребенка мы продержим ее здесь минимум восемь месяцев.

Ди уставилась на него с непонимающим видом. Встретив ее взгляд, врач пояснил:

– То есть, даже если окажется, что речь идет об atria mortis[9].

Заметив, что и это не сильно помогло, он перевел на понятный язык:

– Если наступила смерть мозга.

Это, конечно, звучало куда понятнее.

– Но пока об этом речи не идет? – уточнила Ди как можно спокойнее.

– Нет-нет, – быстро заверил ее врач. – Пока ничего не понятно. Надо дать организму время. В целом анализы выглядят хорошо. Мы сделаем магнитно-резонансную томографию, как только это будет физически возможно.

– Что сделаете?

– Обычно это называют МРТ. Чтобы составить четкое представление о функционировании мозга.

Врач ушел. Конни Ландин повернулся к Ди и сказал:

– Дезире, ты должна представить мне полный отчет сегодня же. Скажем, через час. В двенадцать тридцать у меня в кабинете, хорошо?

Ди кивнула и посмотрела вслед уходящему начальнику. Вместе с ним палату покинул и весь персонал. Ди повернулась к Молли. Подошла к ее кровати и взяла за руку, очень бледную и совершенно ледяную.

Ди стало нехорошо.

Из туалета вышел уборщик. Пока он тщательно выжимал швабру, видна была только его спина. Ди отвернулась от него. И вдруг он подошел и встал рядом.

– Надеюсь, у тебя здоровое сердце, – сказал он.

Ди резко развернулась в его сторону и оказалась лицом к лицу с Сэмом Бергером, так и не сбрившим свою запущенную бороду. Ди закрыла глаза и потрясла головой.

– Что, черт побери, произошло? – спросила она, оправившись от шока.

– Что тут говорили про смерть мозга? – спросил вместо ответа Бергер и подошел к Блум.

Ди переложила ее руку в руку Бергера.

– Только то, что пока ничего не ясно. Ее мозг не умер, Сэм. А с ребенком все хорошо.

– Чей бы он ни был, – сказал Бергер и погладил руку Молли.