и в то же время любопытно, ведь такого он еще никогда не видел.

Итак, дорожка не кончалась, и он прошел по ней в какой-то проулок, по обе стороны которого были лавки с освещенными окнами. На правой стороне стояли весы и автомат. Виктор машинально встал на весы и бросил в автомат монету. Он знал, что весит восемьдесят кило, и, увидев, что весы показывают только восемь, улыбнулся. «Либо весы врут, либо я попал на другую планету, в десять раз большую или меньшую, чем Земля», — подумал Виктор, ведь он изучал астрономию в навигационной школе.

Он решил посмотреть, что это за автомат.

Когда монета провалилась, распахнулась дверца, и в руку ему кто-то сунул письмо. Оно было в белом конверте с большой красной сургучной печатью. Надпись на печати он разобрать не мог, и от кого это письмо, он не знал. Он тут же сломал печать и прочел… вначале, как обычно, подпись. В письме было… впрочем… вы узнаете об этом позднее. Достаточно сказать, что лоцман прочел письмо трижды и положил его в нагрудный карман, выражение лица у него при этом было весьма задумчивое, весьма!

Он пошёл дальше по проулку, но теперь уже старательно держался посередине дорожки. Здесь было множество самых разнообразных магазинов, но ни одного человека не было ни у прилавков, ни снаружи. Пройдя немного, он остановился у большой витрины, в которой была выставлена целая коллекция раковин. Дверь была открыта, и он вошел туда. По стенам с пола до потолка там выстроились полки с раковинами из всех морей земли. В магазине было пусто, но в воздухе висело кольцо табачного дыма, словно его только что выдул любитель пускать дым кольцами. Виктор, большой чудак, сунул палец в кольцо и сказал:

— Привет! Вот я и обручился с фрёкен Табак!

Тут послышался странный звук, похожий на бой часов, но часов здесь не было, и он заметил, что это звенела связка ключей. Видно, один ключ только что вставили в ящик с деньгами, а остальные качались мерно взад и вперед, словно маятники. Потом они остановились, и когда стало совсем тихо, послышался еле слышный шелест, похожий на слабый шум ветра в такелаже или шипение пара в тонкой трубе. Это шумели раковины. Они были различной величины и шумели в различной тональности, так что получался целый оркестр. Виктор родился в понедельник и потому мог понимать, о чем поют птицы, он настроил раковины своих ушей, чтобы понять, о чем они шумят, и скоро начал понимать их язык:

— У меня самое красивое имя, — сказала одна, — Strombus pespelicanus [150].

— А я самая красивая, — заявила пурпурная раковина.

— А я пою лучше всех! — воскликнула тигровая раковина, её прозвали так за то, что она похожа на пантеру.

— Тише, тише, тише, — сказала садовая раковина, — меня покупают охотнее, чем всех вас, ведь летом меня кладут на клумбы. Пусть говорят, что я заурядная, но я им нужна. А зимой я лежу в дровяном сарае, в бочке с капустой!

«Что за компания, каждый хвалит сам себя», — подумал Виктор и, чтобы чем-то заняться, взял книгу, лежавшую на прилавке. Он обратил внимание на то, что она была открыта на двести сороковой странице, и глава пятьдесят один начиналась на левой стороне. Эпиграфом к ней служила цитата из Колриджа [151], его словно громом поразило. С воспаленными щеками, задыхаясь, он прочитал!.. Но мы поговорим об этом позднее, пока лишь можно сказать, что речь шла не о раковинах.

Однако место ему показалось приятным, и он сел, правда не слишком близко к кассе, ведь такое соседство могло оказаться опасным. В голову ему лезли мысли о разных зверюшках, жизнь которых, как и его самого, связана с морем; на дне морском им вовсе не жарко, а когда они потеют известняком, пот их тут же превращается в новую одежду. Они извиваются как черви. Одни изгибаются вправо, другие влево, но это понятно: нужно же им изгибаться в какую-нибудь сторону, все не могут быть одинаковыми.

И тут из-за зеленой занавески, из соседней комнаты послышался голос:

— Да, это нам известно, однако мы не знаем, что умная раковина зовется Helix [152] и что мелкие косточки на барабанной перепонке как две капли воды походят на улитку, обитающую в пруду, как написано в книге.

Виктор сразу же понял, что имеет дело с ясновидящим, и, не выдавая удивления, вежливо, но резко ответил в сторону занавески:

— Это нам известно, но почему у нас в ухе Helix, в книге не говорится, да и вы, торговец раковинами, этого не знаете…

— Я вовсе не торговец раковинами, — прорычал невидимка из соседней комнаты.

— А кто же вы в таком случае? — прорычал ему в тон Виктор.

— Я… я — тролль!!

И в тот же момент занавеска приоткрылась, и из-за неё показалась такая страшная голова, что, будь на месте Виктора любой другой, он тут же пустился бы наутек. Но Виктор знал, как нужно обращаться с троллями, он уставился на раскаленную головку курительной трубки (ведь именно так выглядел тролль, пускавший кольца дыма).

Когда же одно кольцо приблизилось к Виктору, он поддел его на палец и бросил назад.

— А ты умеешь бросать кольца! — насмешливо сказал тролль.

— Не без этого, — ответил Виктор.

— К тому же ты храбрый!

— Моряк не должен трусить, не то его ни одна девушка не полюбит.

— Послушай-ка, ты, храбрец, пройдись дальше по нашему проулку, посмотрим, испугаешься ты или нет.

Виктор понял, что с него уже хватит общества этих ракушек, и решил воспользоваться предложением тролля я уйти из лавки, но так, чтобы это не выглядело бегством. Он пошел, пятясь назад, зная, что спиной поворачиваться нельзя, ведь спина гораздо уязвимее груди.

И вот он снова пошел по бело-синей дорожке. Проулок был не прямой, он извивался так, что нельзя было видеть, где он кончается. Самые разнообразные лавки выстроились здесь чередой, а покупателей в них не было. Хозяев лавок тоже не было видно. Но Виктор уже понял, что они скрывались в задних комнатках.

Подойдя к парфюмерной лавке, благоухавшей ароматом всех полевых и лесных цветов, он подумал: «Войду-ка я сюда и куплю своей невесте флакон одеколона».

Сказано — сделано! Эта лавка походила на магазин раковин, но пахло здесь так сильно, что у него заболела голова и он был вынужден сесть на стул. Особенно резок был запах горького миндаля, от него шумело в ушах, а во рту ощущался привкус вишневого