— Ну, ходила. — Ева опустила глаза.

— Там еще парень сорвался, правильно? Из вашей компании!

— Слушай, как тебя?..

— Дима.

— Дима, мой японец идет. — Она натягивала перчатки на ободранные ладони.

— И куда вы сейчас?

— Я надеюсь, что домой в гараж. Хорошо бы попасть в метро до закрытия.

— Я поеду за тобой. Подхвачу. Скажешь или нет?

— Что?

— Свое имя.

Ева.

В небольшой дорогой забегаловке Ева и Дима Куницын наполняли разными салатами свои тарелки. Столики были заняты, гремела музыка, пришлось пристроиться у стойки бара.

— А ты давно шоферишь? — Дима, улыбаясь, смотрел, как женщина перед ним жадно поедает салаты, дергаясь под музыку. Он не знал, что можно так сексуально жевать.

— Не-а, четвертый день. Устала как собака. С шести до полуночи получается. Только в среду отпустил около восьми. Я еще посмотрю, что он заплатит в конце недели! Ты не представляешь, что мне пришлось устроить ему в кабинете, чтобы взяли меня.

— Я представляю. — Дима кивал, улыбаясь.

— Нет, представь, я ворвалась и говорю его секретарю-педику. Имею, говорю, преимущества перед сидящими в приемной мужиками. А он так скривился, как будто лягушку проглотил. Я ему все показала, что хотела. До сих пор, наверное, заикается. А то думают, если женщина пришла на работу наниматься, обязательно уложится под тебя!

— А где ты так наловчилась прыгать? — поинтересовался Дима, улыбаясь.

— А где я только не ловчилась. Поначалу в милиции работала, потом пряталась, но квалификацию не теряла. А ты после школы куда?

— В военное училище, потом перевелся в академию.

— Слушай, ты имеешь неплохой прикид, хорошо зарабатываешь?

— Не жалуюсь.

— А мне что только не приходилось делать. Не поверишь, меня даже в журнале голую снимали. Не улыбайся, детей-то кормить надо.

— Я не могу не улыбаться.

— А вообще так, подрабатываю по мелочам. Вон недавно друзья из органов вспомнили про меня, спасибо, и взяли на захват. Ничего, еще умею. Три выстрела за три секунды и точно в лоб. Ты что не ешь?

— Не хочется. — Дима ловил ее глаза своими.

— Можно я заберу вот этот, с крабами? Ой, слушай, пора. Ну что, до вечера?

— До вечера.

Она ушла, и улыбка Димы ушла вместе с нею.

Вечером Дима Куницын совершенно неожиданно для себя пригласил Еву в общежитие поиграть в рулетку.

Ева вышла из гаража в белом длинном платье в обтяжку. На левой стороне груди темнел причудливым пятном вышитый цветок. Она села к нему в машину, Дима вдохнул странный запах, как будто у него перед лицом провели засушенным букетом цветов.

— Закрой получше. — Он перегнулся через нее к дверце, вдохнул еще раз и определил, что это пахнут волосы.

— Я тоже все нюхаю, — улыбнулась Ева. — У тебя одеколон «Париж». А у меня волосы пахнут полынью, я их полынью полощу. А насчет общежития — это не будет очень уныло?

— Нет, вполне. Да мы недолго. Потом пойдем на второй акт в театр. На Викткжа пойдем.

— Почему на второй? — засмеялась Ева.

А первый не удался.

В общежитии Ева удивилась бутылке на полу.

— Целуемся? — спросила она весело.

— Стреляемся, — ответил ей щуплый очкарик и протянул выигравшему револьвер. Выигравший оторопел и брать оружие боялся.

— А что он должен делать с этой штукой? — поинтересовалась Ева, показывая на револьвер.

— Там три патрона. Русская рулетка.

— А это не опасно? — Она распахнула глаза, Дима спрятал улыбку. Ему совершенно расхотелось выкупать выстрел и устраивать показательное выступление.

Очкарик смотрел на Еву, как кролик на удава, и не сразу понимал, что она спрашивает. Голова его была почти вся выбрита, кроме волос спереди. Они торчали высоким разноцветным — розово-зеленым — клоком.

— Конечно, это опасно, но не опасней кирпича с крыши.

— Слушайте, так неинтересно. — Ева встала с пола, разминая ноги. Ей было неудобно сидеть Ё длинном платье. — Надо с завязанными глазами и поворачиваться вокруг себя. Дай сюда. Ой, тяжелый! Что выбираем? — Она оглянулась.

На полу сидели, приоткрыв рот и уставившись на нее, человек десять любителей поиграться. В комнате — кровати, столы и тумбочки.

— Часы — раз. — Она ткнула дулом в часы на тумбочке. — Картина — два, безвкусица. А три… Клок у тебя на голове — три. Стань спокойно и не двигайся. Завяжите мне глаза.

Ева повела плечами, расслабляясь. Еще раз осмотрела по очереди намеченные мишени, подмигнула очкарику и удивилась его спокойствию.

Когда ей завязали глаза, она постояла несколько секунд, потом подняла руку с револьвером и выстрелила в часы.

— Холостой, — сказала она, чуть наклонив голову набок, — я не могла не попасть.

Выстрелила второй раз, прицелившись в картину.

— Опять холостой.

Выстрелила третий раз. Очкарик завизжал тонко и схватился за лицо. Ева в ужасе сдернула повязку. Она смотрела, не веря, в залитое кровью лицо. Визжали две девушки, еще один парень, который был «не в курсе», ломился с белым лицом в дверь и не мог ее открыть — она открывалась в другую сторону. Очкарик перестал визжать, стал топать ногами и ругаться матом, крича, что завтра у него зачет. Остальные присутствующие молчали и смотрели на Еву. Она подошла к очкарику, мазнула у него пальцем по щеке, понюхала.

— Краска, — сказала она. — Ты же знал, чего же стоял, дурак, как истукан! Ведь два выстрела были вхолостую! Ты что, — спросила она шепотом, — отмороженный?

Дима Куницын хохотал так, что упал навзничь.

— Слушай, — сказала Ева на улице, беря его под руку, — если и твой театр вроде этой ерунды…

— Пошли, какая разница, спустимся в буфет пить шампанское.

— Ладно, пошли. А назавтра я тебя приглашаю оттянуться. Тебе понравится. Только оденься в спортивном стиле. Какой у тебя размер обуви, кстати?

— Сорок три, кстати. А у тебя?

— А тебе зачем? — хитро прищурилась Ева.

— Действительно. Мы разве не узнаем побольше друг о друге?

— А, ну тогда тридцать восемь.

— Можно я тебя покружу? — спросил вдруг Дима.

— Как это?

— Стань спиной. Закрой глаза. Представь, что ты летишь.

Дима завел руки Еве под мышки и закружил ее. Она болтала ногами и гудела.