вы можете начинать вашу абракадабру. Если хотите. Мне все равно. Он умрет до того, как вы закончите ее.

— И что вы собираетесь делать? — спросил Журавль.

— Выбросить его из корабля. — Лемур подошел к панели управления. — Как ученому человеку вам будет интересно посмотреть на это, доктор. Этот отсек находится на самом дне нашего корабля, я вам уже говорил. Он надежно герметизирован, как вы обнаружили несколько минут назад, когда пытались открыть люк. Сейчас, — он посмотрел на один из приборов, — мы находимся на глубине семьдесят кубитов под поверхностью. На этой глубине давление воды на наш корпус — примерно три атмосферы. Кто-нибудь объяснял вам, как мы поднимаемся и опускаемся?

— Нет, — сказал Журавль. — И я хотел бы знать. — Он посмотрел на Шелка, как будто хотел, чтобы тот тоже заинтересовался; но Шелк уже нараспев произносил прощение Паса, раскачивая свои четки над головой раненого летуна.

— Мы делаем это при помощи сжатого воздуха. Если мы хотим погрузиться глубже, мы открываем одну из балластных цистерн и разрешаем воде войти внутрь; таким образом мы теряем плавучесть и погружаемся. Когда мы хотим подняться на поверхность, то продуваем цистерну сжатым воздухом и выгоняем воду наружу. Цистерна становится чем-то вроде поплавка, и мы получаем плавучесть. Просто, но эффективно. Когда я открою этот вентиль, в отсек хлынет воздух. — Лемур повернул его, и раздалось громкое шипение.

— Если я сделаю это быстро, вам будет больно, так что я только слегка коснулся вентиля. Сглотните, если заболят уши.

Шелк, который слушал Лемура вполуха, на мгновение замолчал и сглотнул.

— Солнце… — внезапно прошептал раненый летун. Его наполовину закрытые глаза широко раскрылись, и он попытался повернуть лицо к Шелку. — Скажи своему народу!

Любые ответы разрешались только после конца литургии, но Шелк кивнул, изобразив четками знак вычитания.

— Ты благословлен. — Девять раз кивнув головой, как того требовал ритуал, он начертал знак сложения.

— Когда давление достигнет трех атмосфер — очень скоро, — мы сможем открыть люк в лодке и не затопить ее. — Лемур хихикнул. — Сейчас я освобожу задвижки.

Журавль было запротестовал, но потом сжал челюсти.

— Мы теряем контроль, — прошептал летун Шелку, и его глаза закрылись.

Свободной рукой Шелк погладил висок летуна, чтобы показать, что он слышал.

— Я молю тебя простить нас, живых. — Еще один знак сложения. — Я и многие остальные часто относились к тебе несправедливо, сын мой, совершали ужасные преступления против тебя и много раз оскорбляли тебя. Не обижайся на них, но начни новую невинную жизнь, жизнь после этой, и прости нам все несправедливости. — Он опять начертал четками знак вычитания.

Рука Мамелты нашла руку Шелка и сжала ее.

— Он… Я сплю?

Шелк покачал головой:

— Я говорю от имени Великого Паса, Божественной Ехидны, Жгучей Сциллы, Удивительной Молпы, Мрачного Тартара, Высочайшего Гиеракса, Задумчивой Фелксиопы, Жестокой Фэа и Сильной Сфингс. И также от имени всех младших богов. — Понизив голос, Шелк добавил: — Внешний тоже прощает тебя, сын мой, так что я говорю и от его имени.

— Он умрет?

Шелк приложил палец к губам.

— Лемур собирается убить его, — сказал Журавль на удивление мягко. — Он выбрал смерть. Как и я.

— И я. — Мамелта коснулась черной материи, которой Шелк обмотал ее голову. — Нам сказали, что мы попадем в удивительный мир, мир покоя и изобилия, где весь день — полдень. Мы знали, что они врут. Когда я умру, я вернусь домой. Мама и братья… попугай Чиквито[15] на насесте в патио.

Журавль опять вынул ножницы. Он срезал материю со лба Мамелты, когда Лемур открыл люк.

Шелку показалось — и он никак не мог отделаться от этой мысли, — что в трюм вошел сам Внешний. Там, где только что был стальной люк, появился прямоугольник жидкого света, ослепительно яркого и искрящегося. Свет Длинного Солнца, проникавший в ясную воду озера Лимна даже на глубину семьдесят кубитов, наполнил отверстие, открытое Лемуром, и принес в трюм божественный небесно-голубой рассвет. Несколько секунд Шелк не мог поверить, что эта эфирная субстанция — вода. Перегнувшись через летуна и держась правой рукой за комингс (и не выпуская из нее четки), он погрузил в воду пальцы.

— Немного воздуха ушло, — сказал Журавль. — Чувствуешь?

Глядя прямо в хрустальную воду, Шелк покачал головой. Косяк узких серебряных рыб материализовался в одном конце люка и за время одного вздоха сдвинулся к другому, десять кубитов или больше под стальной плитой, на которой он стоял на коленях.

— Подвиньтесь, патера, — сказал Лемур и поднял летуна.

— Осторожно! — крикнул Журавль. — Не держите его так!

— Боитесь, что я могу повредить ему еще больше, доктор? — Лемур улыбнулся и без усилий поднял летуна над головой. — Это не имеет значения. Ну, Улар? Хочешь что-то сказать. Последний шанс.

— Спасибо, женщина, — выдохнул летун. — Мужчины. Сильные крылья.

Лемур бросил его вниз. Искрящаяся вода, наполнявшая люк, плеснула Шелку в лицо, промочив его и, на мгновение, ослепив. К тому времени, когда он опять мог видеть, летун почти исчез из вида. Промелькнуло его искаженное мукой лицо, выпученные глаза и открытый рот, из которого струились пузырьки, похожие на сферы из тонкого стекла, и он исчез.

Лемур с оглушающим грохотом захлопнул люк и затянул его запоры.

— Когда я открою тот, через который мы вошли, давление здесь уравняется с давлением в остальной части корабля. Держите рты открытыми, или оно может порвать барабанные перепонки.

На этот раз он провел их через другой сходной трап, по широкому коридору (в котором стояли советники Потто и Галаго, поглощенные разговором) и, наконец, через дверь, охраняемую двумя солдатами.

— Это именно то, что вы искали, доктор, — сказал Лемур, — хотя, быть может, и не знали этого. В этой каюте мы держим наши настоящие, биологические тела. Вон там. — Он указал на круг сверкающих машин; Журавль поторопился к ним. Шелк, хромая и поддерживая Мамелту, последовал за ним, более медленно.

Биотело советника Лемура лежало на безукоризненно белом ложе; такая же безукоризненно белая простыня покрывала его до подбородка. Глаза были закрыты, щеки ввалились; грудь медленно и равномерно поднималась и опускалась; он слабо, почти неслышно сопел. Клочок белых волос выбился из-под черного синтетического кольца и сети многоцветных проводов, окружавших его лоб. Змееподобные трубки, выходившие из дюжины машин (белые, соломенно-желтые и темно-красные), ныряли под простыню.

— Никаких склонных к предательству био, — сказал им Лемур. — О нас заботятся преданные хэмы, и они же обслуживают машины, которые поддерживают в нас жизнь. Они любят нас, мы любим их. Мы обещаем им бессмертие, и мы даем им его: бесконечный запас запчастей. Они в ответ платят