И, за исключением ночи после первой кражи, она никогда не испытывала никаких угрызений совести. Она с детства усвоила, что грех неизбежно повлечет за собой месть Короля Снов — мучительные кошмары, душевная лихорадка всякий раз, когда она закроет глаза, — но Король или не считал это мелкое воровство грехом, или он и его приближенные были настолько заняты более серьезными преступниками, что не имели времени для того, чтобы взяться за нее. Но так или иначе, Король не присылал ей никаких посланий. Иногда она видела его во сне — старого жестокого людоеда, рассылающего кошмары из выжженных зноем пустынь Сувраэля, — но в этом не было ничего необычного: Король время от времени являлся каждому, и это почти ничего не значило. Иногда Иньянна видела в снах благословенную Хозяйку Острова, добрую мать короналя лорда Малибора, и ей казалось, что милая немолодая женщина печально качает головой, словно хочет сказать, что горестно разочарована в своем ребенке Иньянне. Но ведь именно Повелительница должна была настоятельно предостерегать тех, кто сошел с верного жизненного пути, а она, казалось, не намеревалась говорить ничего определенного. И, не имея должного морального наставления, Иньянна быстро нашла удобную точку зрения на свою новую профессию: это не преступление, а просто перераспределение имущества. В конце концов, никто, казалось, от этого сильно не страдал.

Спустя некоторое время она взяла себе в любовники Сидоуна, старшего брата Лилойв. Он был мал ростом — заметно меньше Иньянны — и настолько костляв, что обниматься с ним было не совсем обычным занятием, но оказался ласковым и задумчивым человеком, прекрасно играл на карманной арфе и пел чистым легким тенором старинные баллады. Иньянна все чаще выходила с ним на промысел и радовалась его обществу. В подземелье клана Агурмоля была сделана перестановка, и теперь они могли проводить ночи вместе. Лилойв и другие воры, казалось, радовались такому развитию событий.

В компании Сидоуна она все дальше и дальше углублялась в огромный город. Они столь удачно действовали вместе, что частенько успевали выполнить план — глава клана каждый день составлял планы для всех своих родственников — к часу или двум дня, так что большая часть дня оставалась у них свободной, ибо превышать квоту не разрешалось: негласный общественный договор Большого базара разрешал ворам безнаказанно брать достаточно ограниченное количество товаров. И у Иньянны появилась возможность совершать экскурсии по изумительным окрестностям Ни-мойи. Одним из ее любимых мест стал Парк Сказочных Зверей, расположенный в холмистом пригороде Гимбелук, где она могла бродить среди животных других эпох, вытесненных из исконных мест обитания развитием цивилизации. Здесь она видела таких диковинных зверей, как с трудом ковылявшие шаткой походкой димильоны, хрупкие длинноногие листоеды, вдвое выше самого крупного скандара, легко, словно танцуя, бегавшие сигимойны, имевшие с обоих концов туловища обросшие густым мехом хвосты, и неуклюжие птицы зампидуны с огромными клювами; их огромные стаи некогда затмевали небо над Ни-мойей, а теперь эти птицы существовали только в парке, да еще в качестве одной из официальных эмблем города. Всякий раз, когда одно из этих существ проходило поблизости, откуда-то из-под земли доносились голоса, сообщавшие зрителям его название и рассказывавшие о месте его первоначального обитания; это было невероятное волшебство, секреты которого, видимо, были утрачены еще в незапамятные времена. В парке были также прекрасные уединенные поляны, где Иньянна и Сидоун могли гулять, взявшись за руки. Они почти не разговаривали, ибо Сидоун был очень молчаливым человеком. А порой они садились в лодку и отравлялись плавать по Зимру, переправлялись на ниссиморнский берег или же поднимались по течению Стейча. Если плыть по этой реке достаточно долго, можно попасть на запретную территорию меняющих форму. Но для этого требуется несколько недель, а они добирались лишь до небольшой рыбацкой деревушки, населенной лиименами, где покупали свежепойманную рыбу и устраивали пикник на берегу, плавали и загорали. Иногда безлунными ночами они ходили на Хрустальный бульвар, где автоматически поворачивавшиеся отражатели кидали в разные стороны пучки ослепительного света, и благоговейно взирали на витрины магазинов крупнейших торговых компаний Маджипура; протянувшиеся вдоль тротуаров выставки дорогих товаров, столь величественные и пышно оформленные, что даже у самого смелого вора не хватало духу даже попытаться украсть что-нибудь оттуда. А еще они довольно часто обедали в одном из плавучих ресторанов и обычно брали с собой Лилойв, так как эти места нравились ей больше всего в городе. Каждый остров был миниатюрной копией какой-нибудь отдаленной части планеты; здесь высаживались произраставшие в тех краях растения, среди которых прогуливались обитавшие там животные, и подавались особые блюда и вина. В ресторане, представлявшем ветреный Пилиплок, те, у кого было достаточно денег, ели мясо морского дракона, на острове сырого Нарабаля подавали прекрасные фрукты и сочные папоротники; а еще был ресторан великого города Сти, что на Замковой горе, и ресторан Стойена, и ресторан Пидруида, и ресторан Тил-омона — но не было ресторана Велатиса (Иньянна ничуть не удивилась этому), не было ресторана Илиривойна, столицы меняющих форму, хотя этот город вполне заслуживал своего острова, не было ресторана выжженного яростным южным солнцем Толагая, что на Сувраэле, ибо о Толагае и Илиривойне большая часть населения Маджипура предпочитала не вспоминать, а Велатис просто не заслуживал внимания.

Однако из всех мест, которые Иньянна посещала вместе с Сидоуном во время своего досуга, самым любимым была Паутинная галерея. В этой огромной, в милю длиной, галерее, висевшей высоко над широким проспектом, находились самые прекрасные магазины Ни-мойи, что означало: лучшие на всем Зимроэле, лучшие на всей планете, не считая, пожалуй, только великих городов Замковой горы. Направляясь туда, Иньянна и Сидоун надевали самые нарядные одежды, добытые в дорогих лавках Большого базара; конечно, они не шли ни в какое сравнение с тем, что носили аристократы, но сильно отличались в лучшую сторону от их повседневных одеяний. Иньянна любила снимать мужские костюмы, которые ей приходилось носить, исполняя роль вора Кулибгая, одеваться в облегающие пурпурные и зеленые платья и распускать свои длинные рыжие волосы. Слегка опираясь на руку Сидоуна, Иньянна шла по галерее и, развлекаясь про себя милыми фантазиями, разглядывала монокли из драгоценных камней, маски из перьев, сверкающие амулеты и металлические безделушки, купить которые могли, вероятно, лишь два-три десятка представителей родов высшей аристократии, по-настоящему богатые люди. Она знала, что у нее никогда не будет ни одной из этих вещиц, ибо существование вора, который воровал настолько успешно, чтобы позволить себе такую роскошь, представляло бы опасность для стабильности Большого базара, но ей было просто приятно разглядывать сокровища Паутинной галереи и притворяться покупательницей.

Именно во время одной из таких прогулок по Паутинной галерее орбита жизни Иньянны пересеклась с орбитой жизни Калейна, брата герцога.

8

Конечно, она не имела никакого понятия о том, к чему все это приведет. Ей казалось, что она ведет лишь легкий невинный флирт, являвшийся частью тех приятных вымыслов, благодаря которым посещения галереи доставляли ей такое удовольствие. Был очень теплый вечер последних дней лета, и она надела одно из самых легких своих платьев, из почти прозрачной ткани, даже тоньше, чем та паутина, из которой была соткана галерея. Они с Сидоуном находились в магазине, торговавшем резными изделиями из кости дракона, любуясь изумительными шедеврами — каждый из них мог поместиться на ногте большого пальца, — созданными неким скандаром, капитаном речного судна, огромные руки которого соединяли между собой тончайшие костяные пластинки так, что не было заметно ни единого шва; тут в магазин вошли четверо мужчин, в которых по одежде можно было угадать очень знатных людей. Сидоун быстро скрылся в самом темном углу, так как прекрасно знал, что его одежда, стрижка и манеры сразу выдадут его. Но Иньянна, сознавая, что ее фигура и холодный взгляд ее зеленых глаз заменяет ее умение держаться, осталась возле прилавка.