Все эти отвлекающие маневры не помешали успеху шоу, которое особенно хорошо смотрелось в прямой телетрансляции. Расстроился только Майкл Кеймен, который должен был с нами играть. Мы его иногда приглашали и раньше, однако на сей раз хотели, чтобы он плотнее вписался в структуру концерта, тем более что всё это должны были показать по телевизору. Увы, Майкл попал в толпу и в критический момент застрял ввиду нехватки водного транспорта – ему удалось добраться лишь до микшерного пульта, да и то слишком поздно, и пришлось наблюдать с берега, с двухсот ярдов, точно какой-то бородатой любовнице французского лейтенанта.

Был блистательный момент, когда прибыла царственная баржа с теми самыми сановниками, что так усложняли нам жизнь. Сияя огнями, баржа, где подавалась трапеза из семи блюд, бросила якорь прямо перед сценой, между нами и публикой, и перекрыла весь обзор. Публика просто взбесилась. На сановников обрушился град бутылок и разного мусора. Официанты мужественно защищали своих господ, как центурионы, прикрывая их серебряными подносами. Вскоре баржа тронулась и на сей раз попыталась сбоку пристроиться к нашей платформе. Однако, едва глянув на гастрольную бригаду, рядом с которой пираты Черной Бороды показались бы «Семейкой Партридж», сановники отчалили, уплыли прочь, и больше мы их не видели.

Играть в Венеции было нелегко, но за несколько недель до того мы сыграли серию концертов в Москве, и это был логистический кошмар. Недостаток свободно конвертируемой валюты означал, что для русского промоутера было практически невозможно оплатить тур, но в конечном итоге мы разработали сделку, которая, по сути, покрыла все практические аспекты выступления. Во-первых, русские взяли на себя переправку нашей аппаратуры из Афин в Москву, а затем дальше в Хельсинки. Для этого они командировали армейский «антонов», самый большой грузовой самолет в мире. Выглядел он фантастически и с легкостью вобрал в себя все наши манатки. Жили мы в гигантском отеле на Красной площади, где на каждом этаже по-прежнему толпились агенты КГБ и стояли самовары с горячим чаем. Ввиду плотности охраны и колоссальных размеров гостиницы мы три дня искали, где выпить вечером и позавтракать утром.

Сцена в Венеции. Боковые панно создавались для первой серии концертов в Европе и заменили панно с «космическим мусором», которые использовались в США, – те были разрисованы спутниковыми тарелками.

Мы также привезли своих поваров, что эффективно открывало нам всевозможные двери. Приглашение на обед любого чиновника сулило разнообразнейшие выгоды. Через Найджела Истеуэя, нашего советника по налогам, который по совместительству был членом правления Исследовательского фонда русской авиации, мы получили возможность посетить Монино, русский Музей военно-воздушных сил – крупнейшее и в то время самое закрытое из всех европейских собраний самолетов. Там мы увидели кое-какие воздухоплавательные изобретения Игоря Сикорского, несколько русских бомбардировщиков-монопланов 1930-х годов (когда Королевские военно-воздушные силы Великобритании еще использовали устаревшие бипланы) и политически корректную версию истории полетов, а также фрагменты шпионского самолета Гэри Пауэрса U-2, сбитого в 1960-х годах, и те самые бомбардировщики, что кружили над Красной площадью во время майских парадов, дабы американские наблюдатели уверились в мощи русских ВВС. Нам особенно польстило, что военно-воздушный атташе Британского посольства подобного приглашения так и не получил.

В Венеции на лодках перевозят все, от гробов до мусора, но горами гастрольных сундуков их все-таки нагружают редко.

Венецианский сет-лист подогнали под нужды телетрансляции.

Москва, июнь 1989 года – сестры Макбрум и Рейчел Фьюри трудятся на благо гласности.

Нутро грузового самолета «антонов», который доставил нашу аппаратуру из Греции в Россию. После московских концертов все отправилось дальше на грузовиках – Фил Тейлор вспоминает прибытие из Москвы в Хельсинки как смену «черно-белой пленки на „Техниколор“».

Британское посольство устроило в нашу честь роскошный обед, и мы получили сотни русских матрешек и широкий ассортимент меховых шапок. Я только жалею, что спросил, из чего эти шапки сделаны, – выяснилось, что некоторые шили из меха бельков. Мы также разок навестили Университет – хотели поговорить о политике, искусстве и жизни, но все опять свелось к пресс-конференции типа «Откуда взялось название вашей группы?». Мы отбыли, экспроприировав лимузины взамен тех, на которых приехали, поскольку их, в свою очередь, экспроприировал кто-то поважнее нас. Затем наша аппаратура нон-стоп отправилась в Хельсинки в сопровождении полицейского эскорта – как ни посмотри, та еще поездочка.

После тура был сведен концертный альбом «Delicate Sound of Thunder» – на Эбби-роуд, в Студии 3, полностью перестроенной после того, как мы работали там в прошлый раз. Приятнее всего то, что музыка почти не потребовала доработки. Без сомнения, это мы хорошо придумали – записываться ближе к концу тура.

Тем временем Роджер заново поставил «The Wall» в Берлине, и мы просто не могли об этом не услышать. Не в последнюю очередь потому, что он подчеркнуто пригласил туда всех наших бывших жен, хотя мое приглашение, конечно, могло просто затеряться при пересылке… Путаница насчет того, кто именно играл в Берлине, по-прежнему осталась – понятия не имею почему. Это было шоу одного Роджера, но люди до сих пор благодарят меня и рассказывают, какое оно было потрясающее. Я так и не решил, что делать – вежливо улыбаться, притворяясь, будто мы и впрямь там играли, или пространно объяснять, что там выступал только Роджер с тысячами приглашенных участников. Когда фаны продолжают доказывать, что я все-таки там был, я, чтобы не сеять смуту в умах, отвечаю слабой улыбкой и гляжу в пространство.

Почти через год после финального шоу того тура (в Марселе), в июне 1990-го, мы поехали на оупен-эйр в Небуорте, играть на бесплатном концерте в пользу Благотворительного общества музыкальной терапии Нордоффа-Роббинса. В сравнении с изобилием трех предыдущих лет год выдался тихим, и нам было как-то странно собираться всего на одно шоу. Репетировали мы минимально – решили, что, раз эта самая группа уже дала двести с лишним концертов, партии она, скорее всего, вспомнит. Порепетировали мы только пару дней в студиях Bray и выписали из Америки Джона Кэрина и Марка Брикмена. Однако вместо Скотта Пейджа, который, по-моему, был занят, мы пригласили Кэнди Далфер, голландскую саксофонистку (у нее незадолго до этого вышел совместный с Дейвом Стюартом британский хит «Lily Was Here»); удачный европейский штрих, сочли мы. Как и со Скоттом, единственный минус – крайне эпизодическая роль саксофона в нашем шоу; с учетом талантов Кэнди ей не хватало времени и пространства показать, на что она способна.