– Да. Их помолвку объявили два или три месяца назад.

– Как это воспринял ее мистер Воэн?

– Нормально. По-моему, мало кто догадывался, что он влюблен в Лидию.

– Я понятия не имел, каково ему пришлось, – произнес Пол Рассел. – Он же вообще не подавал виду. Казалось, Мартин искренне обрадован известием, как и говорил вам сегодня утром.

– А я знала, – тихо проговорила Джин. – Мартин прекрасно умеет скрывать свои чувства, но это удается ему далеко не всегда.

Мордекай Тремейн задумчиво посмотрел на Сандру Борн:

– Вероятно, втайне вы были не совсем довольны, мисс Борн. Я имею в виду, что вы отчасти сомневались, правильно ли поступает мисс Дэр.

– Да, – кивнула она, – я сомневалась. Может, потому, что в моем представлении Лидия всегда ассоциировалась с Мартином, и мне казалось, что я вижу, как она начинает отвечать на его чувства – в мелочах, в том, как говорила с ним, смотрела на него. Даже после объявления помолвки меня не покидало ощущение, что Лидия сама не вполне уверена в своем решении и Мартин занимает слишком много места в ее мыслях.

– Она говорила с вами об этом?

– Вообще-то Лидия не обсуждала свою личную жизнь, по крайней мере, напрямую. По-моему, сделав решительный шаг: объявив о своей помолвке с Джералдом, – она вдруг всерьез задумалась о Мартине. Понимаю, это звучит нелогично, но такое у меня сложилось впечатление. Когда она сказала, что собирается поужинать с Мартином наедине, я невольно задалась вопросом: неужели она все-таки передумала? Вот почему я не стала ничего предпринимать, когда не дождалась ее. Я предположила, что между ними что-то произошло. Решила… что Лидия осталась у Мартина на ночь.

Сандра Борн замолчала и с испугом посмотрела на присутствующих, словно ожидая, что вызвала у них неприязнь своим признанием. Затем она торопливо продолжила:

– Конечно, я ошиблась. Не следовало мне так думать – это некрасивый поступок, предательство. Утром, узнав, что Лидия мертва, я поняла, какого превратного мнения была о ней. И я… мне стало стыдно. Не хотелось, чтобы кто-нибудь узнал, как мало я доверяла ей и как была к ней несправедлива. Вот почему я сказала, что ушла спать, предоставив Лидии открывать входную дверь своим ключом. Мне не хотелось, чтобы ее память была запятнана из-за моих необоснованных подозрений. Я знаю, инспектор не поверил мне. По его поведению было заметно: он решил, будто я что-то скрываю. Но мне пришлось настаивать на своих словах. Я чувствовала себя как в ловушке… я была в отчаянии. Я должна была загладить вину перед Лидией. И потом…

– И потом, – произнес Мордекай Тремейн, – если бы вы сказали правду, мистер Воэн попал бы под подозрение.

Сандра Борн бросила на него быстрый взгляд, словно его слова вызвали у нее непроизвольную нервную реакцию.

– Да, – согласилась она, – да, Мартин попал бы под подозрение. Поначалу я не могла думать ни о чем, только что ошибалась насчет Лидии, и все время, пока считала, что она с Мартином, на самом деле она лежала мертвая в темноте. Вскоре я сообразила, что еще это может означать. Догадалась, что, если скажу правду, почему не стала ничего предпринимать, когда не дождалась возвращения Лидии, полицейские поймут, что я знала о любви Мартина к ней. Я знала, что они скажут. Решат, будто Мартин убил ее из ревности – мол, если уж он не сможет жениться на ней, значит, она не достанется никому!

Сандра Борн сидела прямо, ее тонкая фигурка выглядела напряженной и сжавшейся.

– Видите, как все получилось! – в отчаянии воскликнула она. – Я просто не могла сказать правду! Мне пришлось и дальше притворяться, будто мне безразлично. А теперь полиция начала расспросы, и я испугалась… испугалась, что…

Сандра Борн закрыла лицо ладонями. Пол Рассел поднялся, подошел к ней и обнял за плечи:

– Все в порядке, Санди. Вам не в чем упрекать себя.

– Я должна была прийти к вам, Пол! Больше я не могла молчать. И в полицию обратиться не могла. Нельзя же было объяснить им, что Мартин…

– Полиция должна узнать правду, – серьезно произнес Расселл, – чем бы это ни обернулось. Если Мартин невиновен, он так им и скажет.

– Неужели вы хотите… Не может быть, чтобы вы считали Мартина…

Пол не ответил, и Сандра порывисто зажала рот ладонью.

– Нет, нет! – прошептала она. – Только не Мартин!

Долгое время после ухода Сандры Борн Мордекай Тремейн сидел на прежнем месте в затемненной комнате, уставившись на пылинки, кружившиеся в единственном солнечном луче.

Мартин Воэн был последним, кто видел Лидию Дэр живой. Он мог последовать за ней и убить ее в роще. Уже известно, что орудие, которым совершили убийство, принадлежало ему. Воэн любил Лидию Дэр. В нем кипели сильные страсти, раньше он вел бурную жизнь – Пол Расселл рассказывал о том, как сложилась карьера Воэна, о мрачных обстоятельствах, каким он обязан своим состоянием. В сильном стрессе Воэн мог взяться за старое.

Он поглощен изучением жизни, которую вели люди в древности. И наверняка усвоил немало странных и ужасных знаний, в том числе о жестокой мести, кровавых жертвоприношениях, первобытной ненависти. А Лидия Дэр собиралась выйти за другого.

Все складывалось. Как же все точно складывалось, черт возьми!

Расположившись в неприметном углу деревенского клуба, Мордекай Тремейн наблюдал за репетицией постановки «Для убийства есть мотив». Поймав вопросительный взгляд Пола Расселла, он кивнул. Тремейн был доволен. Желая увидеть и изучить представителей далмерингской «колонии», он не мог бы выбрать более подходящего места.

Несколько человек, которых Тремейн застал по прибытии в клуб, узнали его и заговорили с ним. Джеффри Маннинг, Филлис Голуэй, Эдит Лоррингтон и Говард Шеннон – все они поздоровались с ним, но лишь Шеннон выразил интерес. Тремейн заметил, что этот упитанный мужчина нервно поглядывает на него, словно не может понять, зачем он здесь, и это его тревожит.

Эдит Лоррингтон улыбнулась ему, но улыбка была туманной и неопределенной, брошенной в тот момент, когда она проходила мимо, торопясь по столь же туманным и неопределенным делам.

Мордекай Тремейн отметил, что Джеффри Маннинг вообще не смотрит на него. Все внимание Джеффри было приковано к Филлис Голуэй. Похоже, Маннинг не остался равнодушен к чарам девушки, как казалось в «Стране роз», и у Тремейна в душе возникла радость. Его сентиментальную натуру искренне огорчало, что двое молодых людей, буквально созданных друг для друга, будто бы предпочли игнорировать один другого.

Наблюдая, как они стоят бок о бок на деревянной сцене, отмечая, как грубоватое, но приятное лицо Маннинга оживляется, стоит ему взглянуть на Филлис, Тремейн одобрительно кивал. Значит, чувства все-таки возникли.

Ему пришлось строго одернуть себя и вернуться к решению предстоящей задачи. Рассуждать о чувствах нет смысла. Ему ничего не известно ни о Джеффри Маннинге, ни о Филлис Голуэй. Он занят серьезным делом, сантименты в котором не только неуместны, но и опасны для суждений. В Далмеринге совершено убийство, и до тех пор, пока виновный не будет скован цепями правосудия, даже романы здесь выглядят подозрительно.