И я сейчас боюсь спугнуть, разрушить то, что неярко тлеет в моей собственной душе — любовь земную. Но именно сейчас, так не вовремя, думаю о том, что не смог бы любить как человек, не проживи я свою недолгую жизнь с уверенностью в любви иной, Отца к детям, и детей — к Отцу. Сын Утра тоже любит людей — это так, и он учит любить. Лучшее его творение, прекраснейший из нас, мудрейший из нас, чистейший из нас — Гиал, Единорог, воплотил в себе небесную любовь. Но он не смог остаться со смертными. Он ушел, ужаснувшись того, во что они превращают себя, того, что делают с ним. А Сын оставался с людьми, несмотря ни на что, и теперь люди уходят от него сами. Что они берут с собой? Что, кроме мудрости, даешь ты взамен божьей любви, Светоносный?

Любовь человеческую. Но людям ее недостаточно.

…Провожая Элис до назначенного места… до назначенного времени встречи с Куртом, Невилл был задумчив. Впрочем, это не помешало ему давать объяснения и отвечать на вопросы. Вопросов же хватало: даже ошеломленная своим умением летать, — ее словно в пятки подталкивало, и Элис каждые две минуты, зажмурившись, ненадолго взмывала в воздух, — молчать она все равно не могла.

В Срединный мир Невилл увел ее просто. С той же легкостью, с какой попадали они в любое место на Земле, или, вот, на Солнце. А как же “вход в Холмы”, с которого началось когда-то их знакомство?

— А никак, — пожал плечами Крылатый, — мне входы и выходы не нужны. Тебе, кстати, тоже. И Сияющей, — добавил он, предупреждая вопрос, — но ей опасно появляться в моих владениях.

Реку же времени, о которой Элис столько слышала, увидеть не довелось. Потому что смотреть оказалось не на что. Не было никакой реки, никаких берегов — ничего. Но принц, дав Элис время оглядеться и почувствовать себя в Волшебной стране, поинтересовался:

— Готова к путешествию?

И получив утвердительный кивок, подал руку:

— Пойдем.

Всего несколько шагов, под ногами вместо мягкой травы что-то вроде пляжа с тончайшим, мелким как тальк песком, а потом сразу — широкий холл, застеленный бежевым ковром. Экзотические цветы вдоль обшитых темным деревом стен. Лифт.

Тонкий палец с когтем легко щелкнул по носу:

— Не теряйся. Ты в своем номере, и прожила здесь пять дней. Подожди минутку, сейчас воспоминания улягутся в нужном порядке.

Минутки не потребовалось. Элис почти сразу вспомнила все, что произошло за эти дни: все прогулки, поездки, встречи и новые знакомства. Вспомнила даже имя самого услужливого портье. Но странное ощущение так и не отпустило. Казалось, что две Элис Ластхоп стоят у дверей лифта, причем одна уже нажала кнопку вызова…

— И еще, — Невилл посерьезнел, — этот отель достаточно стар, ты запомни на будущее, риалта, вдруг пригодится, когда в следующий раз остановишься здесь. Существует два “Адлона”: один, словно бы тень другого. И мы сейчас на теневой стороне, — он провел ее в бесшумно раскрывшиеся двери зеркальной кабины лифта. — Чтобы вернуться к людям, пройди сквозь зеркало к своему отражению…

Отражение? Отражение было одно. То есть, их был множество, но во всех зеркалах Элис увидела только себя. Себя, спускающуюся в лифте, глядящую на себя, спускающуюся в лифте, глядящую на себя…

— Идем, — Невилл сжал ее локоть, — не бойся.

Она и не испугалась. Сначала. От обилия собственных отражений все слегка перепуталось, так что Элис, если бы не верила принцу на слово, решила, будто они лишь взглянули в одно из зеркал, а потом отвернулись от него. И еще — исчезло чувство раздвоенности.

Но где же принц?! То есть, где его отражение?!

— У некоторых из нас нет ни отражений, ни тени, — он не стал дожидаться вопроса, — это бывает. Не вспоминай сказки, в них мало правды. А настоящие мертвецы видны как раз в зеркалах. В этом отеле хватает призраков.

Элис немедля начала оглядываться. Мертвецов она боялась ужасно, хотя и понимала, что страх этот, сродни инсектофобии — такой же нелепый и лишенный оснований…

Что там Невилл говорил о страхе?

…и все же сейчас интересно было бы взглянуть на привидение.

— Отель сгорел, — негромко объяснил принц, — вскоре после большой войны. Только об этом никто не знает. Люди, погибшие в том пожаре, продолжают жить, как ни в чем не бывало, и стоит неповрежденным разрушенное здание, и призраки остались, неприкаянные духи, они ненавидят свои прежние тела, но, — увы им, — бессильны навредить.

— Если ты не поможешь, — досказала Элис, — Бео объяснила мне. Это тоже твое волшебство?

— Пожар — шалость дорэхэйт. Остальное сделали мои слуги.

— Твои слуги спасли людей? Почему? Нет, я опять ничего не понимаю…

— Да уж, — вздохнул Невилл. — О спасении речи не шло.

Странно было прощаться, зная, что оба они направляются в одно и то же место. Ну, почти. Крылатый принц — в замок на холме. Элис — в дом под холмом.

А пунктуальный Курт, не уступая в пунктуальности Невиллу, остановил свою “Победу” у подъезда отеля в тот самый миг, когда принц растаял в воздухе.

— Привет! — Элис забралась в машину. — Спасибо, что заехал.

— Мне не трудно, — Курт вырулил на дорогу, — даже приятно. Но я не пойму: Драхен сам, что же, не мог вернуть тебя, где взял?

— А у меня плащ пропал, представляешь? — дипломатично сообщила Элис.

— Плащ-невидимка?

— Да. Но у меня уже другой есть.

— С ума сойти, — проворчал Курт, — не иначе, у Драхена подпольная швейная фабрика.

“В десятый лунный день рекомендуется медитация с целью уяснить наше прошлое и настоящее, лучше представлять, чем обеспечить будущее и ту линию, которую мы ведем в жизни”.

П.Глоба, Т.Глоба “О чем молчит Луна”

“Чурель ненавидит жизнь самой большой злостью. Она обладает подвесными грудями, толстыми уродливыми губами и выпадающими волосами”.

“Сокровища человеческой мудрости” (библиотека Эйтлиайна).

Итак, Элис — это проблема.

Но Курт был настолько рад видеть ее, что пока ехали до города, о проблемах даже не задумывался. И то сказать, за пять дней успел соскучиться. Когда всего общества — родственники, мама, да тетради Лихтенштейна, а всех занятий — чтение и прогулки по саду, заскучать немудрено.

— А у тебя что? — весело поинтересовалась Элис. — Ты повидался с этим… Ефимом?

— С Ефремом.

— Ну да, с Ефремом Люксембургом…

— Лихтенштейном.

— Это одно и тоже! — она махнула рукой. — Узнал что-нибудь интересное?

— Много чего. Теперь вот думаю, что с этим делать. Извини, если покажусь невежей, но почему ты вдруг уехала?