— Скоро закат? — уточнила Элис.

— Да. Но мы успеваем. Ты летаешь во сне, риалта?

— Летала. Все люди летают во сне, пока не вырастут.

— А ты, конечно, выросла, — он усмехнулся. — Нет, это не тот полет. Чтобы взлететь по-настоящему, надо просто — взлететь. Земля не держит тебя, не может удержать, ты ведь не принадлежишь ей. Небу, впрочем, тоже, но небо, если и удерживает, то совсем не так. И не всех. Попробуй.

— Что? Взлететь?

— Оторваться от земли. Не надо ни прыгать, ни кидаться в пропасть, — Невилл глянул за край обрыва. — Хотя, какая это пропасть?

Элис подумала, что кому как, а ей и этого хватит, чтобы разбиться насмерть. Интересно, а если б оказалось, что надо прыгнуть вниз?

Прыгнула бы.

Вот это и называется вера. Только кто-то когда-то верил так в Иисуса, а она, похоже, верит дьяволу. Во всяком случае, его тезке. И моря расступаются, и усмиряются бури, слепые ходят, а глухие видят… Нет. Не смешно.

— Что значит, оторваться от земли?

— Перестань чувствовать свой вес, — терпеливо объяснил Невилл, — соберись. От твоих ступней до неба протянута золотая нить, а ты — жемчужная бусина. Соскользни по нитке. Вверх. Вниз все равно некуда.

Элис выдохнула, попыталась представить себя бусинкой… и не успела, потому что взлетела раньше. Нет, не взлетела — поднялась в воздух… нет, не так — оторвалась от земли. Она глянула вниз, завизжала и зачем-то попыталась присесть, схватиться руками за ветки низеньких кустов.

Ее качнуло в воздухе и перевернуло бы вниз головой, не подхвати ее Невилл:

— Куда?

Элис вцепилась в него, болтая ногами, вытягивая носки, чтобы достать надежный камень — как в невесомости. Ее снова стало переворачивать.

— Риалта, — Невилл издал странный звук, изо всех сил стараясь не смеяться, — ты что делаешь? Если хочешь спуститься — просто, спустись. Обратно по нитке.

Элис сосредоточилась… Взлететь было проще. Так. Значит, нужно встать ногами на землю. Просто… Оп! Вот так.

— Невилл, — осторожно, опасаясь даже вздохнуть пробормотала она, — я сейчас опять взлечу.

— В тебе сорок четыре килограмма, — напомнил он с убийственной серьезностью, — как же ты взлетишь?

Это подействовало. Элис почувствовала свой вес и твердо встала на землю. Тут же взлететь захотелось снова.

— Тренируйся, — ухмыльнулся принц, — взлет-посадка, вверх-вниз. Потом будешь осваивать полеты по заданному квадрату, выучишь координаты главных шабашей, сдашь зачет по фигурному летанию, и, можно сказать, получишь хорошую базу для настоящего обучения. Там много чего еще: полеты в стратосферу, в космос… На орбиту Луны вообще надо попадать с закрытыми глазами. Неплохо было бы подучить астрономию, освоить азы астронавигации, ты хотя бы с лунным календарем знакома?

— Зачем астрономию? — Элис испугалась по-настоящему. — Ты же говорил, что законы природы на меня не действуют…

— Я говорил, что их нет. Элис, главное, что тебе нужно знать относительно полетов — упасть ты не можешь. Но можешь, неосторожно разогнавшись, больно стукнуться о землю, о воду или о какое-нибудь дерево. В городах очень мешают провода, поэтому, пока не научишься маневрировать, старайся летать повыше, но не настолько высоко, чтобы не видеть ориентиров. Скорость полета ничем не ограничена, а чувство пространства появится далеко не сразу. Также имей в виду, что колокольный звон некоторых храмов может сбивать с толку и нарушать ориентацию. Прежде чем лететь, не забывай надеть плащ-невидимку…

— Держи ноги в тепле и правильно переходи через улицу. Я поняла, — Элис старательно закивала.

— Все верно, — невозмутимо одобрил Невилл, — и даже будучи невидимой, летать лучше в брюках. Теперь попробуй еще раз. Отсюда — к подножью и обратно.

Эйтлиайн

Учить сиофрэ[57]летать — странное занятие. То, что фейри умеют, если можно так выразиться, с рождения, нужно объяснить словами. Попробуйте научить рыбу дышать… Хорошо еще, что мой батюшка когда-то учился так же, и не счел для себя зазорным рассказать мне о сформулированных для себя принципах полета.

Одно удовольствие было смотреть, как моя Элис, затаив дыхание, “соскальзывает вверх” по невидимой золотой нити. Сейчас это кажется ей самым сложным, но скоро она поймет, что сложнее всего не взлететь, а лететь. Туда, куда нужно. С нужной скоростью. Выбирать правильную высоту и главное, конечно, не сбиваться с курса. Блуждать в облаках — сомнительное удовольствие, а небо любит иногда запутать и сбить с толку, просто так, от странного своего чувства юмора.

И все-таки я чувствую себя обманщиком.

На Земле смертные почти столетие расстаются с верой. Это очередной шажок вверх по спирали — короткий и сравнительно легкий. Я даже в этой реальности знаю множество уголков, где потеря Бога происходит мучительно и страшно, а здесь нам удалось мягко и безболезненно направить людей к безбожию. Но сейчас мне хочется явиться к Сыну Утра и спросить: этого ли ты искал, Светоносный? Мы действуем на Земле так же, как повсюду, однако только сюда, только к людям фийн диу посылал Мессию, и мне грустно оттого, что вера в Сына уходит вместе с верой в Отца. Грустно оттого, что Элис никогда не знала, а теперь уже и не узнает возвышающего торжества и чистой радости победы жизни над смертью.

Не мертвому бы говорить об этом, но в светлый праздник Воскресенья даже сумеречные фейри, представления не имеющие об истинных богах, сами полагающие себя богами, чувствуют присутствие чего-то необыкновенного. Они радуются без причин, и радостью напоено все вокруг, и мы, мертвецы Полуночи, прячась в свои норы подальше от света, в этот единственный день горько завидуем дорэхэйт. У них, лишенных знания, есть надежда. А мы мудры. И не надеемся ни на что.

Но я знаю: мудрость — это дар, а не проклятие, что бы ни говорили по этому поводу все те же смертные. Мудрость — это то, чем готов одарить Сын Утра, это свет, который Он несет, это путь, которым пройдут достойные. Путь, начавшийся, когда сказано было: “…вот, Адам стал как один из Нас, зная добро и зло…”[58]

То, что христиане называют искушением, длилось много тысячелетий, и плод с Древа познания до сих пор лишь надкушен, и немногие смертные знают добро и зло, а еще меньше их стремится к знанию. Хотя я допускаю мысль, что Адам и Ева существовали в действительности — в той действительности, где возможно все, но пока недоступной людям.

Однако искушение состоялось — это главное. Люди отвергли свою зависимость от любой высшей силы, и перед ними открылись самые разные дороги. А дорогу лучше начинать с сомнений. С сомнений в том, что мир сотворен, с сомнений в том, что есть кто-то выше и больше людей. Однако плох тот путь, на который выходят, сомневаясь в любви. А мы, боюсь, подводим наших смертных именно к этому.