Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Казалось, он не знал, что сказать.
Внезапно Вайолет с удивлением заметила, как он бледен. Ей было невыносимо видеть выражение неуверенности на его лице.
— Прости, что уехала вот так.
К изумлению Вайолет, ее голос прозвучал совсем тихо.
— Знаю, — мягко сказал Флинт. — Я бы поступил так же. Ты все сделала правильно.
— Правда?
Вайолет не понимала, о чем он: поступила правильно, уехав, открыв секрет шкатулки или предупредив Лайона?
Флинт слабо улыбнулся на ее осторожный вопрос.
— Все правильно. Ты сделала это для человека, которого любишь. Ты никогда не притворялась, будто можешь поступить иначе. Мы оба это знали.
Почему он стоит на краю ковра, словно перед ним поле лавы, а она далекий остров, до которого он не надеется добраться?
Вайолет больше не могла терпеть неизвестности и спросила:
— Флинт, почему ты здесь? Где Лайон?
— Я хотел сказать тебе, что сделал ради человека, которого люблю.
Руки Вайолет стали влажными. Она, думавшая когда-то, будто жизнь без приключений утратит смысл, теперь была не в состоянии вынести этого напряжения и нервно провела ладонями по платью. Всего две-три недели назад Вайолет даже и помыслить об этом не могла. Теперь же она нисколько не возражала против небольшого беспорядка в одежде.
— И что же ты сделал?
Ее нервы были натянуты как струны, и голос прозвучал почти истерично.
Флинт помедлил.
— Я видел Лайона.
Наступило молчание.
Наконец его лицо озарила улыбка. Флинт был таким довольным и самим собой, и ею.
Ей казалось, она вот-вот потеряет сознание. Улыбка Флинта обволакивала ее словно шаль, и она наслаждалась этим теплом. Вайолет не потеряла сознания, а взяла себя в руки.
— Ты видел Лайона? — Расспрашивать Флинта было невыносимо. — Ты говорил с ним?
— Да, а потом он ушел.
Вайолет была поражена.
— Но…
— Он так похож на тебя.
Флинт удивленно рассмеялся и нервно отбросил волосы со лба.
— Где он? — Вайолет принялась оглядываться по сторонам. — Что ты сделал?
— Я понял, что люблю тебя, Вайолет, — спокойно ответил Флинт. — Я оставил его в Кадисе. Он сказал, ему нужно сделать еще кое-что. Он выглядит вполне нормально.
Нормально…
— Флинт, я нашла в шкатулке Лайона дневник капитана Морхарта со списком всех вкладчиков. Теперь я знаю, почему Лайон решился на это, и я не хотела говорить тебе про капитана Морхарта…
— Знаю, он вкладывал средства в корабли работорговцев и сам был их капитаном. Они все этим занимались, — сурово ответил Флинт. — Я не могу понять зачем. Я просто не могу ему простить. И у меня больше нет желания скорбеть о нем. Полагаю, он ответил за все по заслугам, хотя Лайон и не имел права, становиться судьей.
— Ты не знаешь одного, Ашер. — Когда Вайолет произнесла его имя, по лицу Флинта скользнуло выражение невероятной нежности, и она знала почему. «Да, я люблю тебя». — Одним из вкладчиков, упомянутых на последней странице дневника Морхарта, является Джейкоб Эверси.
Флинт непонимающе нахмурился, но через мгновение его лицо просветлело.
— Отец Оливии?
Вайолет кивнула.
— Это убило бы ее. И погубило бы всех Эверси, если бы кто-нибудь узнал. У меня в руках будто остался заряженный пистолет. Проклятый Лайон хочет, чтобы я сама приняла решение.
— Бедняга! — сочувственно произнес Флинт, подразумевая Лайона. — А я думал, нам предстоит поломать над этим голову. — Его голос звучал почти весело. — Он упомянул, что ему надо кое-что сделать, чтобы доказать чью-то невиновность или вину.
Они оба замолчали. Вайолет смотрела, как маятник отцовских часов отсчитывает время. Пора было задать сокровенный вопрос.
— Но это значит, Флинт, что ты больше не станешь охотиться на Лайона? Расскажешь королю о своем провале?
— Мне не по душе слово «провал». — Он говорил весело. — Но, увидев Лайона, Вайолет, я понял, что погиб. Для меня имеет значение лишь твое счастье. Ты мне нужна. Мы с тобой связаны. Прошу, можно мне, наконец, прикоснуться к тебе?
И только теперь, когда Флинт почти утратил хладнокровие, Вайолет поняла, каких усилий ему стоило оставаться равнодушным.
Она почти ринулась ему навстречу, и они протянули друг другу руки. Руки Вайолет были холодными, а ладони Флинта теплыми, и он схватил их так, словно они одни держали его на земле, иначе он бы мог взвиться в небо, словно воздушный змей.
Вайолет нужно было знать все.
— Это означает…
— Это означает, что я люблю тебя, Вайолет. Я никогда никому не говорил этих слов.
Флинт говорил быстро и бесстрастно, как будто боялся слов.
Для Вайолет его слова были как луч солнца в конце длинного серого дня. Она закрыла глаза.
— После таких слов я просто не могу вот так здесь стоять, — с трудом произнес он. — Это мучительно.
— Я тоже тебя люблю, — поспешила ответить Вайолет.
Ее глаза были по-прежнему закрыты, и она чувствовала смущение.
О Боже, так вот, значит, как чувствуют себя влюбленные люди! Глупо и неловко.
Флинт порывисто прижал ее к себе, и их тела стали единым целым, ведь уже были сказаны все слова и они снова стали такими ранимыми и застенчивыми. Вайолет изо всех сил прижималась к нему. Она слышала биение его сердца, чувствовала его дыхание, обнимала его, чтобы Флинт наконец понял: она здесь и никогда его не покинет.
Он больше никогда не будет одинок.
— А также это означает, — продолжил Флинт, — что у меня есть земля, но нет денег, чтобы получать доход от земли. Только высокий титул. Ты можешь выйти замуж за Лавея. Наверное, даже у него сейчас больше средств, чем у меня.
— У меня есть приданое, — рассеянно ответила Вайолет. — Думаю, отец будет рад выдать меня за графа, даже за такого, как ты.
На лице Флинта промелькнуло удивление, и Вайолет еще крепче прижалась к нему.
— Подожди… Значит, мы поженимся? — спросила она, не зная, стоило ей или нет дождаться его предложения.
— А разве ты не согласна? Мне следовало сделать более романтичное предложение?
— Нет, мы ведь оба совсем не романтичны, — чуть слышно прошептала Вайолет.
— Верно, — пробормотал Флинт, почти касаясь ее губ. — Но я умру, если сейчас же не поцелую тебя.
Их поцелуй был страстным.
Вайолет пришла в восторг. В этом поцелуе было все: обещание, страсть, смирение. Флинт целовал ее так, словно его долго томила жажда, словно он вот-вот собирался заняться с ней любовью, и Вайолет отвечала ему, как никогда прежде, се пальцы запутались в его волосах, а он крепко сжимал ее в объятиях.