не устает, даже если вовсю скачет. Да и Зорька с Вихрем, похоже, не хуже – тоже княжеские лошади.

– Но я же видела нас в походе! – возмутилась прорицательница.

– А опытный волхв Добрыня именно вас и не видел. Он не ошибается никогда. И ты сама не раз говорила, что поход спрятан от тебя за черной пеленой. Думайте именно сейчас – идете вы на моих условиях, или и дальше тут возле кирпичного сарая скачете. Посоветоваться мне с вами и можно, и нужно, но уж если я принял решение – его надо исполнять сразу и безоговорочно.

– Это жестоко! – зароптала молодежь.

– А никто вас и не убеждал, что я мягкий и добрый, – я такой, какой есть. Время не тяните. Как сейчас решим, так и будет – изменить что-то потом уже будет нельзя.

– А если мы передумаем?

– Потом меня это касаться не будет, решайте именно сейчас.

Они отошли, пошушукались минуты три. Надумали. Подошли.

– Мы идем, атаман.

Ну и ладненько.

На базаре сходу взяли нам с Ваней каждому по теплому кафтану и по войлочной епанче со здоровенным капюшоном. Матвей мне епанчу не показывал, только говорил о ней. Поразительное сходство с армейской плащ-палаткой из далекого будущего! Купили олифы и штук пять свечей – надо же защититься от воды сверху донизу.

Присмотрели Наине суконный охабень. Она было зароптала:

– Вы еще охабень-похабень мне хапните!

Но Ванька ее безжалостно пресек.

– На собольи шубы сама иди зарабатывай!

Видно паренек и тут за меня встает горой. Добавили женский, не менее теплый, чем у нас кафтанец и пошли к сапожникам. Тут пришлось заказывать трое разных по размеру сапог, высотой до верхней трети бедра. Мастера рассказывали нам о куче всяческих водоотталкивающих средств – тут тебе и парафин, и смесь льняного масла с дегтем и сырым яйцом, и еще что-то уж совсем нам с ребятами неведомое, пока их не оборвал старенький сапожник, взявшийся тачать обувку для кудесницы:

– Цыть, пострелята! Лучше воска все равно ничего нету.

Пострелята, мужики лет по сорок-пятьдесят от роду, уважительно смолкли. Не зря мы свечи рванули!

Зашли в шапочный ряд, подобрали три недорогие, но теплые шапки. У оружейников экипировали Ивана – арбалет и болты к нему, метательные ножи, дешевенькую саблю. Шашка была больше для красоты и порядка – черный волхв так близко к себе не подпустит, но мало ли что еще в дороге приключится! А вид грозного клинка всякую разбойную сволочь отпугнет.

Глава 22

Вернулись домой, увешанные покупками, как три новогодние елки игрушками. Богуслав уже закончил занятия по развитию интеллекта у волкодава, и ждал меня, сидя на лавочке. Марфа лежала у его правой ноги.

– Вот сейчас собака уже понимает и мыслит, как семилетний ребенок. Через недельку до двенадцатилетнего подростка и дойдет.

Я покосился на умницу с сомнением.

– Может и так сойдет?

Марфа неожиданно вскочила и грозно на меня залаяла.

– Борется за свои права, – заметил волхв, – не хочет больше в дурах ходить. Надо бы и тебе способностей прибавить.

– Ума долить, как собаке?

– Это я у человека слаб сделать. Тут как с рюмкой водки. Она раскрывает кое-что в характере – смелость, вплоть до отчаянности, веселье через край, доброту необыкновенную, злобу зверскую. Так и я. Есть у тебя скрытая какая-нибудь способность, слишком слабая, чтобы можно было ею пользоваться, я могу добавить. А людской ум в ведении высших сил – мне недоступен. Вот ты мне можешь ума долить.

– Это как?

– Вот, положим, обидел я тебя своими глупыми шуточками. Ты мне – хоп! – и решил ума добавить.

Я заинтересовался.

– И как же?

– Обычным методом – пинком в задницу! – и, немножко обождав, захохотал, заухал филином.

Я вздохнул. И это умнейший человек этой эпохи! У нас и в пятом классе средней школы уже так не шутили. Марфа опять повела себя как-то странно – начала кружиться, приседая на задних лапах, и как-то подозрительно подкашливать.

– Что это с ней, – забеспокоился я, – заболела чем-то?

– Просто первый раз в жизни смеется.

– Она и раньше, бывало, тоже прыгала, правда, как-то иначе.

– Веселилась, видя твою радость, не более того. Собаки очень остро чувствуют эмоции хозяев.

– А сейчас она, может, на твой хохот реагирует?

– Это я на ее смех веселюсь. Я уже после нее смеяться начал – подождал реакцию собаки с мышлением, как у человека. Раньше Марфе наши шутки, особенно рассказанные, а не показанные в лицах, были недоступны.

Калитка открылась и во двор вошел протоиерей Николай с мешком. Не иначе, как с прихожан еще пожертвований на церковь насобирал. Вновь неожиданно повела себя Марфа. Вместо того, чтобы рваться терзать нарушителя, или хотя бы гавкнуть в его сторону, она внимательно изучала пришедшего, периодически поглядывая на меня.

– Ждет твоей команды, – разъяснил ситуацию Богуслав,

– душить или не душить.

Да, если бы моя собака была на месте Гамлета, душевных терзаний в самой известной пьесе Вильяма Шекспира значительно поубавилось бы.

– Марфа, свой, – негромко сказал я, – никогда не трогать и не держать, пусть проходит, куда хочет.

И собака кивнула! Вот это да… Потом, потеряв к чужому человеку интерес, ушла валяться в будку, видимо мыслить по-новому.

Протоиерей плюхнул мешок на скамейку.

– Вот, еще денег тебе принес. Когда начинаешь стены класть?

– Завтра инструменты получу и начну.

Дальше Николай повел хитрые (как ему казалось) речи, о том, что в любом деле нужна божественная помощь. По этому вопросу споров не было. Но для получения поддержки высшей силы, мало будет просто помолиться. В связи с тем, что я сроду и не молился, обсуждение как-то не задалось. Затем нам объяснили, что иконки, даже мироточащие, образки, нательные крестики нас не выручат Наличие креста или иконы тоже погоды не делали. Мне, прожившему 57 лет без каких-либо церковных причиндалов, это было очевидно. Поэтому я просто молча кивал. Богуслав в беседу не встревал, и, судя по его лицу, думал о чем-то своем, боярском.

Окрыленный редким единодушием пастыря и аудитории, протоиерей перешел к главной части своей проповеди. Если ты идешь спасать мир, нужна в этом нелегком деле поддержка православной церкви. И организовать ее должен не какой-то там заштатный попик, а кто-нибудь из высшего духовенства. Страшно хотелось спросить: и чем выше, тем лучше? А получив ответ: да, да! – порадовать настоятеля Софийского собора неожиданным известием. Как хорошо, что с нами епископ Герман идет! – и долго любоваться лицом священнослужителя. Но в связи со слишком явной святостью собеседника, неуместные шутки отвергались.

А Николай уже рассказывал, что очень скоро он получит