— Это надо внедрить, — сказал Минин. — Это мы с Пожарским обсудим.

— Конечно, там много необъяснимого. Много такого, чего европеец никогда не поймет, даже если посвятит этому жизнь. Вот, например, интересный обычай: когда японец женится, то он берет свою новую тещу, сажает к себе на закорки и тащит на горную вершину. Там они садятся, выпивают на двоих бутылку сакэ и спускаются обратно — только уже не он несет тещу, а она его. Верхом на теще он доезжает до самого загса. Необъяснимо? Пожалуй, для западного ума. Но этот обычай скрепляет родственные узы и рождает такую социальную стабильность, какой восхищался еще Плеханов! У нас про тещу анекдоты травят, а у них она сакральная фигура и цементирующее звено.

Ёсино — Кагосима

— Вот видите, молодой человек! — обратился ко мне Минин. — Товарищ приобрел глубокие познания, читая книги. А вы тут живете, и не в курсе. Стыдно!

— Да, я очень люблю читать! — воодушевился Рабочий. — Вокруг столько книг, столько поэзии и прозы, столько блистательных переводов! Я вам сейчас почитаю.

Он извлек из кармана пухлый том, раскрыл его и начал чтение:

— В год второй Какацу месяца третьего близ Фукунума подле Маэбара воин Бонъясацуро рода Цуда трехсот коку в год в Такадана близ Коэгама вооружась катана стремглав направлялся в направлении к Аомура питая надежду сразиться с Годзаэмон рода Канъёцухан в Сакамото подле Фудзимура провинции Эцугава достигнув же цели бросился на врага стремглав.

— О-о-о-о-о! — закатила глаза Колхозница. — Какая тонкая работа! Какое знание реалий! Какая бережная передача повествовательной ткани!

— …Безмолвно находящаяся в промежуточном зазоре меж фусума и токонома юная Ханако волнующе направляла страдающий взор на мелькающее стремглав катана и капли крови капающие на белое хакама и исполненное суровой мужественности храброватое лицо Бонъясацуро смело теснящего своего врага стремглав.

— О-о-о-о! Какая самоотдача! Какое вживание в текст! Какая беззаветная влюбленность в японскую загадочность!

— …Воин то и дело вспоминал свое терпеливое дзадзэн в храме Унодзима близ Кацуяма когда великий святой преподобный Гондай Макаку стремглав появился в дзэндо постукивая своими гэта тук-тук и задал всем монахам трудную коан-загадку сколько соку в одном коку если в тысяче сяку ни одного бу.

— Ох, мамочки, я щас кончу…

— …И вот теперь стремглав размахивающий катана храбрый Бонъясацуро долгожданно разгадав коан-загадку с входом в сатори буддийского просветления сразу же одним взмахом стремглав повалил врага Годзаэмон на татами и рассек тандэн катана давая наружный выход кровавому кишечнику и потокам крови пузырящимся буль-буль и победоносный вопль стремглав исторгнулся из его глубинного чрева опрометью.

— Ы-ы-ы-ы-ы-ы! — застонала Колхозница.

— Тут еще всякие сноски, — сказал Рабочий. — Их лучше потом читать, а то запутаешься.

— Нет, уж лучше сразу, — возразил Минин. — Я уже запутался.

— Тогда ладно, — сказал Рабочий. — Тогда не будем прозу, будем поэзию. Вы любите трехстишия? Любите хайку?

— Я очень люблю хайку! — снова оживилась Колхозница. — Послушайте мою самую заветную хайку. Она звучит следующим образом: вся как есть закрывшись кимоно рукавом — ах! — не отважусь и пискнуть.

— Это правильно, — сказал Минин. — Это хорошие стихи.

Веничка потеребил меня за плечо.

— Слышишь, Вадя?..

Кагосима — Саппоро

— Чего, Веня?

— Чего-чего… Говенный ты гайдзин, вот чего.

— Почему говенный?

— Да потому… Это вот что ли и есть «печальное очарование»?

— Да нет же, Веня… Это пена, это пузыри! Людям нужен миф. Отними у них этот, они вмиг соорудят другой. Пусть уж будет этот — жалко нам, что ли?

— Но почему этот миф… почему он на территории, которую ты облюбовал?

— Потому, Веня, что продвинутому человеку нужна продвинутая мифология. В нашу постканоническую эру только подонок довольствуется примитивным мифом. Только подонок может сегодня думать, что за границей живут люди с песьими головами или что за границей каждому выдают автомобиль. Человек мало-мальски развитый, с воображением и претензией, уже не может этим довольствоваться. Ему потребна мифологема изысканная, с интеллектуальным реверансом. А куда еще приземлить такую мифологему, как не на Японские острова?

— Но почему на острова?!

— Да все потому же. Потому что дронтов уже нет, а цапли еще есть. Не о воробьях же слагать мифы, сам подумай. Будем ценить чужую продвинутость.

— Мне сложно такое ценить, Вадя…

— Тогда не будем. Это, в конце концов, ни к чему. Ведь, когда мы идем по заливному полю, то мы имеем дело не с мифом. Мы имеем дело с полевыми кобылками, с молодой зеленью, с каплями дождя…

— Опять дождя… Я не хочу дождя, Вадя. Я не поеду на твоем синкансэне. Я поеду в Петушки.

— Да зачем тебе Петушки, Веня? Поедем лучше в Тоттори!

— У тебя слишком много оговорок, Вадя. Слишком много допусков и посадок. Не смотри туда, смотри сюда. Не замечай того, замечай вот это. Не слушай других, слушай меня. Я так не могу. Мне нужно сразу все или вообще ничего. У меня такие синусоиды. Я не поеду в Тоттори, я поеду в Петушки.

— Петушков не бывает, Веня! Не бывает круглый год жасмина и птичьих голосов. А Японские острова — бывают! И печальное очарование — есть! Я его видел, я его осязал, оно реально!

— А Петушки, Вадя, Петушки сейчас тоже станут реальны! — с этими словами Веничка вытащил бутылку кубанской и сорвал с нее пробку. — Гляди, как это делается!

— Не надо, Веня! — я схватил его за руку. — Лучше убери это в холодильник! Послушай меня. Конечно, я отдаю себе отчет. Я понимаю, что мой эскапизм — это и не эскапизм вовсе, а так, дрянь какая-то, страусиная полумера, поросячий паллиатив. Но ведь я не предлагаю это всему человечеству. Я даже не предлагаю это народу моей страны. Было бы глупо предлагать такое целому народу целой страны, его сюда столько и не влезет. Я предлагаю это исключительно тебе. Одному тебе, как земляку и отморозку. Это ты понимаешь?

— …ВАШИ БИЛЕТЫ!!!

Саппоро — Тоттори

Над нами нависал Енотовидный Сфинкс.

— БИЛЕТЫ!!!

— Вот! — я протянул Сфинку удостоверение гайдзина. — Рабочая виза.

— А этот?

— Этот со мной.

— Что значит «со мной»? БИЛЕТ!!!

— Подставляй стопарик, Семеныч, — сказал Веничка. — По километражу.

— Что он говорит? — переспросил Енотовидный Сфинкс.

— Он говорит, что мы уплатим полную стоимость билетов, — перевел я. — Скажите, сколько с нас причитается.

— С вас причитаются разгадки трех коанов! Слушайте первый коан!