О том, как батальон перебрасывался к месту своего последнего боя перед воротами Ленинграда, рассказывает Т. Герберт, офицер 540-го штрафного батальона: «Я сидел в кабине грузовика и мог оттуда все видеть. У солдат, слава Богу, не было такого обзора. Тот, кто хоть раз проезжал там по лежневой дороге в направлении линии фронта, тот никогда этого не забудет. По обеим сторонам „лежневки“ мелькали одно за другим солдатские кладбища. Один деревянный крест сменялся другим таким же крестом. Здесь не требовалось давать воли своему воображению!» Действительно, именно так выглядело кольцо окружения, в котором «фашистские захватчики со спокойной душой дожидались падения Ленинграда».

В то время как немецкие гренадеры, преодолевая невзгоды, вновь были вынуждены доказывать, насколько хорошо они научились стоять в обороне и совершать отход, в этот момент мы вновь слышим о Гитлере. Он возмущен Кюхлером и велит передать ему, что у него нет лишних войск для группы армий «Север». «Ей не привили умение преодолевать кризис!» Также как фельдмаршал, его генералы вновь вынуждены воевать на два фронта: против наступающих русских и с сумасбродными идеями своего верховного главнокомандующего, который упрямо до последней минуты из принципа отклоняет любую просьбу отвести войска и тем самым сохранить их боеспособность. Поэтому, с одной стороны, генералы подтверждают ставке фюрера, что, разумеется, они ожидают дальнейших распоряжений. Но в следующем телефонном разговоре, докладывая реальную обстановку, они добиваются разрешения на отход подчиненных частей с целью спасения людей и техники и предоставления возможности решать эти вопросы самим фронтовым офицерам, исходя из тактических соображений.

Слово «отход» воскрешает в памяти ужасные сцены: запруженные дороги, забитые под завязку места размещения личного состава, разбитые пункты управления и нарушенные пути снабжения. Вспоминаются автомобильные заторы перед мостами, перекрестками дорог и в узких местах, где машины врезаются друг в друга и где пробивающееся навстречу противнику арьергардное усиление наталкивается на откатывающиеся обозные колонны, технический состав аэродромного обслуживания или ремонтные роты. Хаос наступает и когда тяжелая артиллерия меняет позиции, когда колонны с боеприпасами пытаются пробиться вперед, танки оттесняют на обочину повозки, а грузовики застывают из-за поломок или повреждения моторов. Кризисные ситуации постоянно возникают, когда партизаны взрывают дороги и мосты, когда самолеты поджигают с бреющего полета автомашины. К этому добавляются панические донесения и слухи, распространяющиеся молниеносно. Сюда же следует прибавить нервозность, крики и дикую перебранку между офицерами, сопровождающими транспорт, и начальниками колонн. А затем арьергардные бои, акции с участием безвестных одиночных бойцов, вскипающая ярость с обеих сторон, разыгрывающиеся драмы, в ходе которых не остается живых свидетелей. Убитые продолжают лежать в окопах, засыпанные землей, если их не удается вынести назад. Легкораненых уносят, а тех, кто получил тяжелое ранение и кого нельзя вынести из-за отсутствия санитаров, перевязывают и оставляют лежать в надежде на милость атакующих или же в ожидании последнего выстрела от них. Линии фронтов противников подходят настолько близко друг к другу, что, кажется, сливаются воедино. Перед Дудергофскими высотами, взятыми в результате контрудара штурмовым батальоном 18-й армии, а затем вновь оставленными из-за разбросанности огня немецкой артиллерии, разыгрываются ночные бои в многоэтажных домах, где подвалы и этажи попеременно занимаются немцами и русскими.

Уже цитировавшийся психолог, обладавший военным опытом, А. Штёр, рассуждает: «Видимо, примеры истинной храбрости встречаются при отступлении чаще, чем во время крупных побед. Они менее заметны, менее пригодны для пропаганды войны и за них реже получают ордена. Прикрыть отход, имея в наличии всего лишь несколько бойцов, отбить у врага дорогу, чтобы сделать возможным дальнейший отход по ней, — это требовало храбрости. Для этого нужно было преодолеть в себе инстинкт самосохранения и отдать все силы, чтобы помочь товарищам. Позиция „Я должен это сделать, иначе все погибнут“, — несет в себе элемент самопожертвования». Штёр полагает, что именно благодаря такому поведению солдаты с честью выходили из безнадежных ситуаций. «В действующих частях, — говорит Штёр, — когда еще имелась возможность управлять боем, потери были не столь высокими, как в наспех сформированных маршевых ротах. По мере того как война приближалась к границам Рейха, у многих солдат возрастал инстинкт защиты Родины, когда они осознавали реальную угрозу своему дому». Штёр не ставит перед собой цель давать оценку проявлениям такого характера, даже когда ссылается на другие факторы, воздействующие на солдат в условиях упорных оборонительных боев. Сюда он относит угрозу попасть под военный трибунал, апатию от потери сил и ужасов войны. Психология солдат-смертников была многовариантной.

Что же произошло после 14 января 1944 года? Вначале Вторая ударная армия Ленинградского фронта нанесла удар по немцам со стороны Ораниенбаумского котла, который образовался в ходе немецкого наступления в 1941 году и так и не смог быть ликвидированным, поскольку находился под огневой защитой тяжелой артиллерии Кронштадта и Ленинграда. На немецкие позиции, подобно молоту, обрушиваются в одночасье 100 000 снарядов. На следующее утро в течение полутора часов русская артиллерия выстреливает еще 220 000 снарядов по немецкой передовой линии в районе между Урицком и Стрельной. К вечеру красноармейцы уже находятся у склона Дудергофских высот, откуда два с половиной года назад генерал Гёпнер вынужден был втолковывать генералу Райнхардту, что ничего не выйдет со стремительным броском к Зимнему дворцу, так как для Гитлера Москва и Украина внезапно стали важнее Ленинграда.

59-я армия Волховского фронта перешла после трехчасовой артиллерийской подготовки в наступление под Новгородом. Немцам удается отразить первый удар. Но после того как одна из советских стрелковых бригад стремительно атакует немцев по льду озера Ильмень, русским удается вклиниться в немецкую передовую линию обороны южнее Новгорода. Немцы попадают в окружение. Вплоть до 19 января они отражают атаки русских, после чего вынуждены оставить город.

28-я легкопехотная дивизия, удерживающая 25-километровый лесной участок фронта севернее Новгорода, получает 13 января приказ отвести в спешном порядке все подразделения снабжения за автомагистраль Чудово — Новгород. Поэтому солдаты особенно не удивляются тому, что в пять часов утра следующего дня русские открывают ураганный огонь. В полдень в штаб дивизии поступает доклад: «Оборона ведется посредством созданных опорных пунктов, связь осуществляется исключительно по радио. Бой ведут батальоны и роты вместе с созданными в пожарном порядке командами из отпускников и обозников».

Советские армии намерены нанести отсюда удар в западном направлении на Лугу. С севера, начиная от Пушкина, такой же удар должен последовать в южном направлении. Под Лугой мешок должен закрыться. Под Кингисеппом планируется отрезать отход на запад тем немецким частям, что удерживали Ленинград в кольце блокады. Таким образом, советские офицеры штабов Ленинградского и Волховского фронтов намерены устроить 18-й армии второй Сталинград.

Впечатления немцев, мужественно, но без всякой надежды на успех сопротивлявшихся наступающим войскам русских, напоминают о тех ужасах, которые испытали на себе красноармейцы во время отступления в начале немецко-русской войны два с половиной года назад. Тогда немцы ликовали, что «заставили врага бежать без оглядки». С удовлетворением сообщали они о том, «как разбегается противник, какая дикая паника царит при этом и какими измученными, истерзанными и безвольными выглядят эти русские существа». Теперь же немцы испытывают нечто похожее на себе, и как всегда в таких катастрофах остаются целыми и невредимыми как раз те, кто заварил всю эту кашу.