Это была прямая угроза, да и потемневшее лицо Вениамина не предвещало ничего хорошего. Потом стальная лавина аларсиев двинулась дальше за своим предводителем.

Светорада взглянула на Овадию. Он улыбался, но как-то сдержанно, одними губами. В глазах же плясали недобрые огоньки.

Светорада чуть коснулась стременем его стремени.

– Царевич, этот человек опасен.

Не глядя на нее, Овадия произнес:

– Я тоже опасен. И жидовский выродок знает это. Как и то, что однажды я его убью. И это воля небес!

Тем не менее, Светорада была встревожена, и ее не очень обрадовало последовавшее вскоре возвращение во дворец. Даже в становище черных хазар с их нехитрым бытом и хмельным весельем она чувствовала себя лучше, чем в роскошном дворце, где по углам шептались евнухи, у стражей были лица убийц, а внутренние интриги разъедали душу. Только Руслана была довольна, вновь оказавшись с сыном. Зато евнух Сабур держался почти надменно.

– Благородные жены пригласили вас к себе отведать изысканных яств на праздник Хануки, – передал он княжне приглашение иудеек.

Светорада была довольна. Ей нравилось общество образованных иудеек, их манера общения и ненавязчивая приветливость. Она засиделась у них, изумляя собеседниц своими суждениями о жизни кара-хазар. Светорада оказалась достаточно наблюдательной, чтобы отметить, что, в отличие от большинства иудеек, Рахиль не стремилась поддержать с ней беседу, да и взгляды этой полноватой хорошенькой девушки вряд ли можно было назвать приветливыми. Доброжелательная Сара даже шепнула русской княжне перед уходом, что ей все же стоит замолвить словечко о Рахиль шаду Овадии…

– Ты только окажешь услугу Овадии бен Мунишу, ибо упорство может сделать его изгоем. Если шад, как и другой сын кагана, Габо, осмелится противиться воле рахдонитов, он просто навредит себе.

Светорада ничего не знала об этом, и женщины поведали ей, как второй сын кагана, царевич Габо, осмелился резко высказаться о Вениамине, и тот, разгневавшись, схватил плетку и выбил Габо глаз.

– С тех пор Габо живет в далеких степях или в зарослях низовий Итиля и, как говорят, совсем одичал. Однако не в этом дело. Погляди лучше на нашу Рахиль. Разве она недостойна стать женой царевича? Она хороша собой и добра. И когда она станет женой Овадии, вы с ней прекрасно поладите.

Светорада предпочла сперва обсудить все это с Мариам. Когда она пришла к своей подруге, та была немного не в себе. Нет, она была все также красива, грациозна и величественна в своем изысканном одеянии – этакая смесь византийской роскоши, хазарской пышности и собственного пристрастия к ослепительно белым тонам, – но ее удлиненные лиловые глаза казались до странности пустыми, а голос звучал медленно и вяло. Она курила кальян, и, как заметила Светорада, так и не пристрастившаяся к этому занятию гаремных женщин, его ароматы ввели жену кагана в необычное состояние.

В покоях Мариам горели свечи, и только что прибывшая от иудеек Светорада спросила, не отмечает ли та праздник Хануки?

На равнодушном лице ханши мелькнула легкая усмешка.

– Ты ничего не понимаешь, маленькая язычница. Просто так вышло, что нынче наше христианское Рождество совпало с иудейской Ханукой, и я тут праздную тихо… сама…

Она стала медленно и отстраненно рассказывать Светораде, как был зачат от Святого Духа младенец Иисус, как святое семейство прибыло в Вифлеем, и дева Мария родила Спасителя в простом хлеву. Светорада сначала слушала, а потом неожиданно спросила:

– А у тебя самой были когда-нибудь дети, Мариам?

– Был… сын. Но я родила его совсем молоденькой, и сразу после родов ребеночек умер. Наверное, так было угодно Богу. Я же больше не могла иметь детей.

Для Светорады отсутствие детей казалось величайшим горем, однако Мариам говорила об этом с каким-то безразличием. Зато упоминание о молодости вдруг словно бы пробудило ее. Она поведала княжне, как некогда жила в благословенной Италии, как ее соблазнил красивый молодой сеньор, от которого она и понесла. Но внебрачные союзы среди богобоязненных христиан не приветствуются, и к Мариам стали относиться с презрением, так как простолюдинка, которая не соблюла себя, не пользуется доброй славой. И Мариам – Марию, как ее тогда называли, – начали гнать прочь, пока она не решилась уйти из родного селения с отрядом латников, проходившим мимо. Но и это был не лучший способ устроить свою жизнь.

Светорада сказала:

– У нас таких женщин называют волочайками, и каждая из них мечтает о том, чтобы какой-нибудь витязь взял ее в жены.

– Вы варвары, – холодно и сухо произнесла Мариам, никогда ранее не позволявшая себе пренебрежительно отзываться о родине княжны. – Вы не знаете, что такое чистота женщины. Я же на себе прочувствовала, что значит потерять честь.

Светорада уловила в голосе Мариам недобрые нотки. Ей стало грустно, она даже хотела было уйти, но Мариам продолжала рассказывать, и княжне пришлось остаться. Она слушала о том, как Мариам встретилась с умелой сводней, которая объяснила ей, что, бродя шлюхой за солдатами, Мария потеряет настоящую цену себе, как сводня отвезла молоденькую блудницу в Рим, где правителем был сам наместник Бога на земле, Папа. В Риме умелые наставницы сделали из Мариам куртизанку – женщину культурную и изысканную. Умеющую поддержать беседу с мужчиной и стать украшением его жизни, а также способную подарить ему утонченную любовную радость.

Светорада вновь подала голос:

– У нас на капище богини любви Лады тоже есть умелые женщины, которых волхвы выбирают из первых красавиц для особого служения. Но они живут уединенно, и их ласки служат наградой для самых достойных мужчин. Если же кто и добивается любви такой служительницы Лады, то это великая милость, поскольку вместе с прекрасной женой он получает от служительниц капища богини особые дары и благословение.

В глазах Мариам появился некий интерес. Она даже повернула к княжне свою небольшую аккуратную головку. Вероятно, она наконец-то признала, что в варварской жизни на Руси есть кое-что приемлемое и для нее. А вот там, где жила она…

– Как бы высоко ни вознеслась куртизанка благодаря своему покровителю, она всегда остается порочной, – продолжала Мариам. – А когда сменяется Папа на престоле, то каждый новый понтифик считает своим долгом изгонять из благословенного Рима распутных блудниц. И вышло так, что мой тогдашний покровитель оказался достаточно богобоязненным и выполнил волю Папы, избавившись от меня. Правда, используя свое положение, он счел достойным не просто изгнать свою содержанку, а отправить ее туда, куда она пожелает. Я выбрала Византию, о которой была наслышана как о богатой и культурной земле, где, по рассказам, блудница может стать даже императрицей.[124]Однако все это были только иллюзии. На самом деле патриарх в Константинополе относился к куртизанкам еще строже, чем Папа Римский. И я уже стала всерьез опасаться, что меня запрут в монастыре, когда судьба свела меня с одним высокородным хазарином, который как раз подбирал женщин для гарема кагана. Он предложил мне отправиться на смотрины, хотя я была куда старше, чем девушки, которых он выбрал. Однако мои манеры и внешность привлекли его, и он счел меня достойной предстать пред каганом Мунишем. Хазарин предложил мне солидную сумму, чтобы я отказалась от свободы в обмен на безбедное и замкнутое существование при гареме в Итиле, и я, тогда мало понимавшая, на что иду, решила продать себя.