Волшебный удар застал бедную мышку врасплох. Подбитая ночница отрывисто вскрикнула, будто ее живьем насадили на шампур, и железный стержень пронзил самое сердце. Перепончатая бестия панически завертелась в воздухе, как подвешенная юла, запищала, запричитала во все горлышко, словно звала кого-то на помощь, беспорядочно засучила крылышками, опрокинулась, утратила равновесие и чуть было не бухнулась вниз. Но в самый критический момент внутри крылатой зверушки что-то круто надломилось – новый хозяин единым напором взял власть над тельцем в свои руки, нахально выставил из него беззащитного утлого конкурентика. Малышка тут же успокоилась, стихла, без помарок набрала высоту. Во всем ее внешнем облике, манере держать себя на вису, появилась спокойная самоуверенность трехсотлетнего ворона, который повидал на своем веку всякого и теперь уже ничему не удивлялся. Даже в тонюсеньком писклявом голоске сквозила надменность природного аристократа, превосходящего мощным психопотенциалом всех других существ, – ну, разумеется, лишь в тех пределах, в каких, вообще, роль тщедушной суетливой мышки позволяла выразить яркую недюжинную индивидуальность.

Лучик, на который без спросу, по-хамски насадили летягу, играл роль информационного канала. Лекарь быстро настроил личное восприятие на его волну.

…Тут же Кирилл почувствовал, как сбоку у него трепещутся легкие перепончатые крылышки; кожица, натянутая между лапками и тельцем, то максимально напрягалась, то расслаблялась и хлопала. Волхв уловил под «собой» упругую воздушную волну. Земля внизу дрожала и подергивалась – вверх-вниз, вверх-вниз. В груди, т. е. в грудочке непривычно быстро, словно маленькие часики, билось слабенькое сердечко – тук-тук-тук. И неудивительно. 420 ударов в минуту вполне соответствовало обычной норме ночницы. Ритм дыхания участился с 10 человеческих вдохов в минуту до 96 мышиных – ух-ух, ух-ух, ух-ух. Под брюшком как-то совсем нелепо свешивались и болтались на ветру задние когтистые конечности.

Чудодейственное семя Первоволшебников раз за разом расширяло границы естествознания для Кирилла. Он вдруг узнал сам собой, что такое ультразвук и эхолокация. Знание – Сила. Не всякая диковина объясняется магией. А летучие мыши, оказывается, пользуются этими вещами с рождения – осматривают мир, ищут себе дорогу, ловят добычу при помощи эхолокации – посылают вперед сигнал, затем ловят отражение от препятствий. Вот почему не сталкиваются в темноте с посторонними предметами. Они только с виду нелепые создания. На самом деле – чудо природы.

В голове плясала чехарда ультразвука – взик-вжик, взик-вжик, взик-вжик. «Свои» сигналы в голове Кири густо переплетались с чужими, посылаемыми товарищами по стае. Но чужие почему-то резали ухо, как гвоздем по жести.

В глаза ударило ласковое солнышко. Казалось, протяни лапку – и дотронешься. Весь окружающий мир предстал таким, каким его видела беспечная мышка, вернее, могла видеть. Ведь у нее-то от рождения зрение никудышнее. Но молодой волшебник влил в полуатрофированные глаза ночницы всю полноту человеческого взора, усиленного к тому же напором магии. Киря, будучи от природы натурой впечатлительной, откровенно наслаждался величественной панорамой. Слева – река; справа – густой лес; за ним, в перспективе – поля; за ними далеко-далече – деревенька. На околицу не спеша въехала груженая сеном повозка; к речке, разгоняя по дороге домашних гусей, побежали купаться беззаботные ребятишки. Зоркое око чародея могло при желании различить даже соломинку в гнезде неизвестной птички, которое она упрятала среди веток в гуще леса. В гнезде трогательно копошились неоперившиеся желторотики. Жизнь прекрасна!

Но земля землей, а в воздухе у мыши свои заботы. Высотный ветерок приятно холодил подмышки. Кирилл непроизвольно, сломя голову, помчался в погоню за стайкой комаров. Провел серию удачных выпадов, запищал от радости. Оказывается, поймать на излете крутой дуги крупненькое насекомое – такое же удовольствие, как, скажем, выхватить удочкой из водной глади на озере «лаптя» карася. Но это еще что! Гоняясь за комарами, волхв вдруг почувствовал «своими» чуткими ушками частое дребезжание воздуха где-то под собой. Киря ястребом кинулся вниз, крутнулся туда-сюда. Рывок – и в зубах у него затрепыхался огромный жук. Маг ухватил его за нежные крылышки, а затем, чтобы добыча не вырвалась, на лету поджал под себя задние лапки, обтянутые кожицей. Получилось нечто подобное задранному подолу женской юбки. Волхв на мгновение сунул в образовавшуюся складку голову, перехватился ловчее, так, чтобы пойманная дичь угодила прямиком в пасть, и жадно сглотнул. Удовольствие – неописуемое. Всем бифштексам бифштекс – и жарить не надо.

Неожиданно сверху мелькнула большущая тень. Хищная птица! Если бы Носитель был простой мышкой, то, наверное б, охота, так удачно начатая, закончилась бы для него в клюве, а затем и желудке грозного коршуна. Но сегодня птице не повезло…

Болтаясь вниз-вверх, вниз-вверх, парень несколько раз облетел на почтительном расстоянии холм Нулевого Предела. Ничего дурного не заметил. Поэтому смело пошел на снижение. Чем ближе к земле, тем больше ощущалось усиление прохлады. Она быстро пробирала тонкую кожицу мышки, забиралась под самые ребрышки и даже ниже. Киря вспомнил неприятное дуновение ветерка там, на земле, постоянно исходившее от центра возвышенности, вздрогнул, постарался для согрева махать крылышками чаще, мельче. В промежности что-то неуютно сжалось. Но чародей неумолимо продолжал снижение.

Постепенно слух заполнился короткими локационными импульсами ультразвука, попискиванием соседних летающих особей. И все они, словно сговорившись, – как бы это точнее выразиться – томно вздыхали от небывалого наслаждения, какого-то сказочного блаженства. Разомлевшие крылатые малышки, будто специально, заманивали страстными, возбужденными вскриками своих собратьев в опасную зону, подначивали их, подразнивали, поджучивали подлететь ближе к бугру.

Кирилл (мышь) тоже ощутил, как в его маленьком мозгу участки, ответственные за удовольствия, оказались буквально перегружены мощнейшими положительными импульсами. Иначе говоря, ночница впала в полную прострацию или, как сказали бы в отношении человека, в глубокую экзальтацию, а выражаясь еще проще, очутились на седьмом небе от счастья, достигла предела своих мечтаний (если таковые у нее имелись, в принципе), надежд и стремлений. Перепончатокрылая балдежница обессилено сложила крылышки, погрузилась в радужные грёзы. Камнем помчалась вниз, к самому центру загадочного холма. Толку от нее, как от шпиона, ожидать далее не имело никакого смысла. Сам Кирилл боролся с противоположными желаниями. Ему отчаянно хотелось улететь и… одновременно остаться тут, у подножия… Подождав еще немного, парень с явной неохотой приготовился вырвать информационный лучик из мозга мыши. В компании с ней можно было еще, вероятно, на славу кайфануть, но…

Пока мышь продолжала стремительный полет к сердцу зачарованной Зоны, волхв погрузился в отстраненное молчание, обдумывая результаты эксперимента: «Наверное, ничего страшного в том нет, коль в центре Нулевого Предела рукокрылых летяг испытывают счастьем, а?.. Хотя, если судить по иссохшимся трупикам мышей, усыпавшим склон, – всех соискателей блаженства здесь ожидает летальный исход. Знать, не так уж оно безоблачно, это призрачное счастье…» Лекарь ясно понял, кто тут разбросал тушки бедных зверушек – никто не разбрасывал. Они сами улавливали каким-то образом излучение, испускаемое энергетической аномалией. В результате полностью теряли контроль над собой. М-да… Задачка… Как говорится, и хочется, и колется.