с удовольствием предоставлял свои ладони и пальцы, был тоже придуман спонтанно – как решение той проблемы, что в подавляющем массиве подобных текстов из интернета слов гораздо больше, чем выраженных действий: «Два веселеньких барашка повстречались, повстречались (кончиками пальцев друг об друга), два веселеньких барашка пободались, пободались (кулачками друг об друга), два веселеньких барашка побрата-а-а-ались, побрата-а-а-ались (накрываем одну ручку другой и жмем по очереди)».

И не придумать ничего лучшего, чем на годовщину свадьбы, когда муж злился, что я назаказывала и не ем, постоянно отвлекаясь на малыша, вертящегося и уползающего по пыльному ковролину летней веранды «Гин-но Таки», совать в ребенка питание под сказочку: «И пришел мудрый Каа, и спросил: “Что ты ешь, Шерхан?” – “Я ем кашку! – ответил Шерхан. – Маугли пусть ест сырых шакалов, а я ем кашку и буду сильнее Маугли!”» Презреть активити-книгу «Живое дерево», вяло просящую потереть, смахнуть, зевнуть зачеркнуто, послать воздушный поцелуй, тогда как малышику хочется рвануть, помять и зажевать, зато внезапно вдохновиться на пальчиковую гимнастику по страницам переводной книги Насти Орловой «Там и тут». Тыкать мужу под нос знаменитый и дорогущий виммельбух «Летняя книга», одобренный в кабинете зубодера медсестрой, которая отвлекала Самса от всписков мучимой без рентгена матери и признала: «Лошадка, собачка, птичка… Какая хорошая книга, все есть!»

Неизменно терять и в поте лица искать одну деталь из любого только что распакованного набора – пирамидок, яичек, кубиков, сортеров. Замечать эффект от занятий с деревянными кубиками в буковках – по царапкам на носу, который кубики задели, пока ребенок их грыз. Быть ограниченной в покупке ярких машинок из «Фикспрайса» мужем, который велел сначала доломать те, что нам уже надарили, и зато понести на кассу щетку для ковра в виде божьей коровки, а дома с упорным энтузиазмом показывать ребенку, что его новая машинка ездит почему-то боком и скоро потребует вытряхивания. Старательно командовать: «Тяни!» и умиляться, как ловко он хватает за веревочку и подтягивает гусеницу на колесах, пока не пойму, что навык тянуть он освоил не на гусенице, а на моем плеере с наушниками, выдернутыми из-под подушки. В припадке мамской игровой суеты сунуть лошадку под нос едва начавшему засыпать малышу с восклицанием: «Эй, мальчик!» – и услышать от мамы: «Давно не огребала?» Играть в рулетку: опрокинет или успею убрать, когда ставлю весы с блюдечком молотой пшенки или тарелку горячих вареников на пол и спешно отползаю от настойчиво потянувшегося к неопознанным предметам исследователя – и вспомнить, как в детстве до слез обиделась на маленькую козочку в Гусь-Хрустальном, вот так же беспардонно и неотвратимо атаковавшую вообще-то мой медовик.

Затеять спонтанное высаживание на горшок одновременно с освоением сенсорной коробки – и выдохнуться за полдня, собирая крупу с пола и высчитывая неравномерный ритм пописов, и, поймав себя на том, что готова ребенка над раковиной уже не высаживать, а трясти, и что не было у нас еще утра унылее, чем то, когда я кружу над ребенком, как орлица над гусенком, в попытке застать момент, когда пора ему стянуть штаны, и, увидев в его глазах, уставленных снизу на меня, вопящую с надрывом трех сестер: «В горшок, в горшок!», печальное недоумение, внять совету подруги: хочешь без памперсов – тупо стирай трусы, и через миг после отмены тренинга по высаживанию застать себя танцующей с ним за руки под Рок-ФМ без единой мокрой мысли.

Уговаривать его не лезть на горку, мокрую после дождя, найдя предлог в том, что горка для больших, обрывается высоко, всходит круто и нам на нее не взобраться. Минута – и вот он уже сам подтянулся на высокий обрыв этой горки и лезет вверх по мокрому крутому спуску, не выпуская грузовика из руки. Убедиться, что человек может все, если хочет, но хочет он всего, что угодно, только не развиваться: ему и с сегодняшним собой хорошо.

Попытаться отнять машинку, чтобы помочь нести: показалось, ребенку так легче ковылять за ручку со мной. И тут же понять, что подыграла не ему, вмиг опротестовавшему мое решение, а своим театральным представлениям об образе доброй мамочки.

Злиться, как сказочный король на придворных, не доложивших ему, что сын его вырос, когда малыш опрокидывает подряд четыре ведра с водой, которые я, упорно не замечая его активной теперь любознательности, раз за разом оставляю при уборке без присмотра.

Догадаться, что мало радости от новоприобретенного умения ходить, если тебя то и дело ловят, тащат в обратную сторону, выдергивают из-под ног толпы и запихивают в коляску, как было в первый наш день после отпуска в Москве, на гик-пикнике в Коломенском, куда мы через день по необходимости вернулись и вдруг провели волшебный день с Самсом, гуляя без коляски, без людей, а главное, без цели и направления, переходя бродом поля, вскарабкиваясь на красные дорожки лестниц дворца Алексея Михайловича, утыкаясь в цветы и едва не срывая пчел. Я чувствую, что мы переживаем весну прямохождения, когда Самсу, будто Алисе в стране чудес, все равно куда идти, лишь бы снова и снова попадать куда-нибудь, и вот я вижу, как он, не дожидаясь моей помощи или подсказки, учится форсировать водосток – оступившись и раз за разом возвращаясь, и пересекая его, и наступая так и эдак, пока не догадывается, что узкое препятствие может просто перешагнуть.

Начитаться про натуральные красители для соленого теста и пальчиковых красок и намесить заготовок розовато-телесного и марлево-зеленого оттенков, так что муж сразу определит мое новое увлечение как кружок юного патологоанатома, и оба они с ребенком натуральное брать в руки побоятся, и слепить назло им и себе в удовольствие гномика, и обнаружить, что домашнее мое тесто не держит вертикаль и гном осел, и послать его подруге с подписью: «Смотри, я слепила жабогнома!» – и получить ответ: «Я думала, это у вас из-под ванной вылезло» – и совет записаться в гончарную мастерскую.

И запомнить, что давно мы так, до истерики, не хохотали с мужем, как в торжественное утро рисования и лепки, – разве что однажды, когда малышик заворочался, просыпаясь, а муж велел: «Делай вид, что спишь, может, он мимо проползет!» – а сам трясся от смеха во весь рост, как проглотивший щекотку удав, но я все равно из нас двоих первой была обнаружена сыном и взята в плен.

Понять, что мои развивашки – способ вытеснить тревогу от незнания, что делать с малышом, а беспокойное желание с ним что-то делать свербит всегда, свербит везде – ведь то, чем не манипулируешь, кажется неуправляемым и не