– Да.

– Говоря юридическим языком, вам вменяется в вину преступление, и степень вашей вины определяет прокурор. И она, кстати, обязательно была бы сегодня здесь собственной персоной, если бы не находилась в больнице, но уверяю вас – она и оттуда прекрасно командует парадом. В любом случае штат выступает против вас. И почему? Да потому что у вас есть информация, которая им нужна, и они ищут возможности ее получить.

– Какие?

– Они будут давить на вас. Если вы скажете им, что парень говорил о Рене во время сеансов, они дадут задний ход всему: федералы снимут обвинения против вас в нарушении закона о терроризме, Главное управление Мэриона отзовет обвинение в сопротивлении властям и нарушении законов в торговом центре, а Рэднор снимет с вас подозрение в убийстве или в покрывательстве убийцы, которые выдвинуты в связи со смертью Рене.

– Значит, если я сдам его – я спасу себя.

– Именно.

– Я должен продать его жизнь в обмен на спасение собственной задницы?

– Это проблема? – Пол выдавил из себя смешок.

– Я по-прежнему хочу воспользоваться правом на молчание. Если я заговорю, он воспримет это как предательство. Он потеряет единственного близкого человека, который у него остался. И он может покончить с собой.

– Что ж, тогда нам придется действовать по обстоятельствам, на ходу. – Пол тяжело вздохнул. – Давайте перейдем к следующему пункту. Моя линия защиты состоит в том, чтобы отделить вас от Макса. Попытаться доказать, что ваши действия сегодня вечером очень сильно отличаются от того, что делал он. Разница очень велика с точки зрения закона.

Эрику совсем не нравилось то, какой оборот принимал разговор.

– В Пенсильвании не особо разработан закон о взаимодействии с полицией – как раз этого-то вы и не делаете. Скорее всего, они обвинят вас в сопротивлении действиям представителей закона и в чинении им препятствий, но это всего-навсего правонарушение второй ступени. Обычно такие обвинения предъявляются при активных действиях, но вы ни на кого не нападали, не нарушали порядок, не призывали к беспорядкам, не сопротивлялись аресту. В вашем случае – когда ваши действия не принесли никому вреда и даже, наоборот, привели к положительному исходу, я думаю, они смогут предъявить вам по минимуму – что-нибудь вроде мелкого хулиганства с передачей дела в арбитражный суд. Это как бы наилучший вариант развития событий.

– Они могут доказать мою вину?

– Да. Вы не подчинились их приказам в экстремальной ситуации захвата заложников. Последствия могли бы быть весьма плачевными. Но они не станут ничего такого делать, если мы дадим им информацию, которая им нужна.

У Эрика голова шла кругом.

– Ну так каков же итог всего этого?

– Если вы будете придерживаться выбранной тактики молчания – вы проведете эту ночь в камере.

– Разве я не могу внести залог? Сколько это может стоить?

– Вам пока еще не предъявлено обвинение, эти дела так быстро не делаются. И я могу гарантировать вам, что они будут тянуть как можно дольше. Хотя даже не это самое неприятное.

– А что же тогда?

– Следующим шагом будет вызов вас в суд, перед большим жюри. Вы имеете право отказываться отвечать на вопросы полиции и прокурора, но потом вы предстанете перед большим жюри – и там уже оно будет решать, имеете ли вы право хранить молчание согласно Пятой поправке и раздела пять девять четыре четыре или все-таки обязаны ответить на все вопросы.

– Ну так это же хорошо, правильно?

– Неправильно. Прокурор может представить вас в весьма невыгодном свете и обвинить в том, что вы из-за своего отказа давать показания являетесь угрозой государственным интересам, интересам здоровья и спокойствия жителей штата. И они будут очень стараться выиграть. И тогда по решению суда вы обязаны будете обнародовать информацию.

– Это не может быть законно.

– Это политика, а политика и закон – это почти одно и то же. У судьи есть право принимать решение – и это касается не только и не столько убийства этой девочки. Речь идет о нападении на «Короля Пруссии». А «Король Пруссии» – это самый крупный торговый центр в стране, он даже больше, чем молл «Америка», – шутка ли, два миллиона квадратных футов! Там работает семь тысяч человек, и он представляет собой самый большой туристический объект, приносящий в казну много денег.

– Откуда вы все это знаете?

– Я изучал вопрос, а моя жена шопоголик. Как я уже сказал, если вы думаете, что «Король Пруссии» – это только коммерция и что за ним не стоят очень и очень влиятельные люди, которые вполне в состоянии повлиять на решение большого жюри, вы сильно ошибаетесь. А судья – должность выборная, и далеко не всегда решающим фактором являются заслуги. Судьи становятся судьями частенько потому, что у них есть деньги и связи, а не потому, что им идут их черные мантии. Так что давайте будем реалистами, хорошо?

Мысли у Эрика путались. Но он понимал, к чему клонит Пол.

– Судья может отдать распоряжение – и присяжные примут решение, по которому вам придется сказать очень многое, может быть, не все, но гораздо больше, чем вам хотелось бы. А если вы не подчинитесь этому решению – окажетесь в тюрьме за неуважение к суду.

– Как надолго?

– Пока не подчинитесь. Подобные решения не имеют срока действия. Судьи на самом деле так же свободны в принятии решений, как и окружной прокурор. Они все работают на одного и того же босса. Его Величество Доллар.

Эрик не мог сосредоточиться на деталях, но понимал, что теперь его проблемы куда серьезнее, чем раньше.

– Но не могут же они держать меня за решеткой все время!

– Могут. Пока вы не заговорите. Не очень-то много существует законов, касающихся подобных случаев с мозгоправами, но вряд ли вы хотите войти в историю как создатель нового закона?

– Но как можно отправить за решетку человека, который не совершил преступления?!

– Как преступление может рассматриваться неуважение к решению суда. Если вы откажетесь выполнять решение суда – это неуважение. Теперь вы понимаете, что у них все шансы против вас?

Самое ужасное, что Эрик это понимал.

Через десять минут Эрик сидел за столом рядом с Полом, а в комнате для допросов вдруг оказалось полно народу. Несколько агентов ФБР и АТО встали у стены, рядом с представителями Национальной безопасности. Вместо приветствия они ограничились легкими кивками в сторону, когда тот раздал им свои визитные карточки. Эрика федеральные агенты не удостоили своего внимания, и он понял, что теперь представляет собой низшую форму жизни – заключенный. Ты сам по себе, а мы против тебя.

Перед Эриком было зеркальное окно, такое же, как в полицейском участке Рэднора, хотя отражение здесь было более четким. Эрик старался не смотреть на свое отражение – ему не хотелось видеть себя под арестом. У него забрали пожарную куртку, которая хоть как-то его прикрывала, и теперь он чувствовал очень уязвимым в своем пропотевшем сером спортивном костюме, без телефона, пейджера и бейджика с ID-картой. Он стал каким-то безликим: сорока-с-чем-то-летний белый парень, среднего роста и телосложения, преступник.