— Спасибо. Уверен, мы закончим дело к обоюдному удовольствию. Было приятно познакомиться.

Мы пожали друг другу руки. Он достал из кармана толстую пачку денег и бросил двадцатку на стол.

— Это для девушки. Я угощаю.

Потом он пристально посмотрел на меня, наклонив голову набок и прищурившись, словно сравнивал то, что видит, с неким мысленным образом. То, что он сказал дальше, едва ни заставило меня упасть с кресла.

— Знаете, просто поразительно, как сильно вы похожи на своего отца.

— Вы знаете моего отца?

— Конечно. У нас есть кое-какие совместные инвестиции. В государстве Израиль. — Он встал. — В следующий раз, когда увидитесь с ним, пожалуйста, передайте ему сердечный привет от меня.

И он вышел, оставив меня с раскрытым от изумления ртом.

Четвертое шифрованное письмо

Мой лорд, от преданного слуги вашего лордства, с самыми сердечными пожеланиями благополучия вам и вашему дому. Я уже давно не получал письма от вас, мой лорд, и от мистера Пиготта тоже; но, без сомнения, у вас есть дела поважнее. Мои новости такие, что У. Ш. закончил пьесу, ту, что о королеве Марии Шотландской. Он сам сказал мне, и я стал умолять его дать мне ее прочитать. Сначала он ответил, нет, я еще буду править ее, как обычно, но я был настойчив, и он уступил. Я прочел исчерканные страницы. Мой лорд, я думаю, мы промахнулись, выбрав этого человека. Если только я не ошибаюсь в своем суждении, он сделал совсем не то, что мы ему приказали. Но судите сами, я напишу вам, что запомнил, поскольку он не позволил мне скопировать ни строчки.

Есть пролог, где говорится, что в этой пьесе представлены две великие королевы и их спор, от которого зависела судьба обоих королевств. Несмотря на раздоры в церкви, Англия победила! Однако жаль как проигравшую, так и победительницу. Или что-то вроде этого. Вот что он сделал. Мы думали, он покажет, какая Елизавета была деспот и тиран. Он так и сделал, но заодно описал, как она тоскует, что из-за ее бесплодной утробы королевство достанется сыну другой женщины, той самой, которую она вынуждена убить. Она горько сожалеет о своем одиночестве, потому что из-за политики она должна убить единственного человека, что мог быть ей другом.

Мы думали, он покажет Марию доброй христианкой, чтобы вызвать наш гнев из-за ее судьбы. Он так и сделал, но описал ее как опрометчивую разрушительницу собственной судьбы. Она с открытыми глазами вступает в заговор, который ее уничтожит, поскольку (так он показывает) она понимает, что Баббингтон глупец, знает, что ее сообщения читает Уолсингем, но это ее не останавливает. И ради чего? Она отчаивается избавиться от забот, если станет королевой Англии или Шотландии, или чего угодно, отчаивается найти место, где сумеет дышать свободно. Из окна она смотрит, как какая-то благородная леди охотится с соколом, и хочет поменяться с ней местами, отдать все свои титулы за глоток воздуха. Она жалеет о своих злых поступках прежних времен, но думает, что ей все простится за папистские суеверия. Попав в тюрьму, она превозносит себя, презирает королеву Елизавету за ее бесполезную утробу, говорит, что тюрьма Великой Бесс прочнее той, в которой сидит она. Хвастается также, что она имела любовь, а королева Елизавета нет, только делала вид. Дальше он говорит, что доказательства против королевы Марии отчасти ложные, поскольку он говорит, что Мария не замышляла убить Елизавету, а только лишь хотела освободиться от ее власти. Получается, что Уолсингем клятвопреступник и мошенник.

Насчет религии, у него есть роль капеллана Марии по имени Дю Пре, который спорит о правильной христианской вере с сэром Эмиасом. Мне кажется, он побеждает в споре, но совсем немного. Он показывает их какими-то клоунами, один пуританин, другой папист, вроде бы спорят, но только в насмешку. Может, одного этого достаточно, чтобы повесить У. Ш. Сцена, где королева Мария идет на казнь, очень трогательная, задумана так, чтобы заставить зрителей забыть, что она была отвратительной убийцей и шлюхой. Не знаю, сумел ли я вам угодить, мой лорд, но мой рассказ ничто в сравнении, как если бы вы прочли все сами, поскольку нужны не мои мозги, чтобы судить о пьесах. Когда я сумею раздобыть ее и послать вам, вы решите сами, подходит она для ваших намерений или нет.

Остаюсь ваш верный слуга, желающий процветания и долгой жизни вашему милостивому лордству.

Лондон 28 октября 1611, Ричард Брейсгедл.

Расхаживать с оружием, решил Крозетти, значит чувствовать себя так, словно у тебя расстегнута ширинка — неловко и глупо. Он задавался вопросом, как отец выносил это столько лет, пока работал. Может быть, у копов все по-другому? Или у преступников. Придя на работу, Крозетти разрывался между желанием оставить пистолет в портфеле (а вдруг его кто-нибудь найдет и украдет!) и держать его на себе. Сначала он не вынимал оружие, но поймал себя на том, что взгляд его все время возвращается к портфелю. Промучившись около часа, он достал пистолет и сунул его за пояс, прикрыв полой джинсовой рубашки, которую надевал на рабочем месте.

Мистер Глейзер отправился в долгую поездку, связанную с покупкой товара, и у Крозетти особых дел не было. Он лишь подменял Памелу, принятую на работу вместо Кэролайн, во время ее перерывов. В этом магазине дорогих редких книг покупателей бывало не так уж много даже на Мэдисон-авеню, и Памела тратила большую часть своего времени на телефонные разговоры с непрерывно острившими приятелями — если судить по ее восторженному визгу, слышному даже в подвале. Вообще-то она хотела заняться издательским бизнесом, в чем призналась сама, хотя никто ее не спрашивал. Крозетти осознавал, что ведет себя с ней как последний хам, но ему никак не удавалось вызвать у себя хоть какой-то интерес к выпускнице средней школы, мечтающей об издательском деле.

Во время очередной «смены караула» она попросила его достать с верхней полки книгу. Он сделал это и услышал, как она испуганно вскрикнула. Когда он вручал ей книгу, она спросила, широко распахнув глаза:

— У вас за поясом пистолет? Я заметила его, когда вы потянулись вверх…

— Да. Это опасный бизнес, книги. Лишняя предосторожность не помешает. Есть люди, готовые на что угодно ради первого издания Бронте… буквально на что угодно.

— Нет, серьезно!

— Серьезно? Я обожаю тайны, в этом мне нет равных.

Не слишком-то убедительно. На мгновение мелькнула мысль завести обычный треп: сказать, что на нее приятно смотреть, что она ведет себя прямо как в фильме «Она ему навредила»,[72]спросить, видела ли она этот фильм, и так далее, и тому подобное. Но к чему эти хлопоты? Он пожал плечами, натянуто улыбнулся и пошел за прилавок.

После обеда она была настроена менее дружественно, чем раньше; кажется, она боялась его, и это вполне устраивало Крозетти. Оставшуюся часть дня он потратил на звонки знакомым, выясняя, где можно снять жилье, и с той же целью лазал в Интернете. После работы он отправился в самое приглянувшееся место — в лофт неподалеку от кораблестроительного завода в Бруклине. Там обитал его приятель из колледжа, звукооператор, со своей подругой-певицей. В списке жильцов было много свободных художников, и приятель сказал, что этому району Бруклина предопределено стать новым Уильямсбергом. В здании воняло, но все оно было залито бледно-золотистым светом, проникавшим сквозь огромные грязные окна, и мучительно напоминало жилище Кэролайн. Поскольку Крозетти был человек эмоциональный, этого хватило, чтобы заключить договор, и он спустился по расщепленным ступеням, став на восемьсот долларов беднее и договорившись о переезде после Дня благодарения.