— Выходи по-хорошему. Если я вытащу тебя силой, ногой не отделаешься!

Дилан вышел на свет. Руки в карманах, будто на прогулке. Только глаза выдают. Впрочем, Эна сомневалась, что блестят они от страха перед ее угрозой. Он просто волновался. Да и ей самой далеко было до спокойствия.

— Я принес тебе вот это, — опередил Дилан ее вопрос и протянул на ладони два яйца.

Эна от удивления даже потрогала их — еще горячие.

— Я не люблю яйца вкрутую.

Эна сцепила пальцы в замок, чтобы Дилан не вздумал пихать ей яйца в руки.

— Я и не прошу их есть. Просто возьми с собой.

— Куда? — напряглась Эна. Этот идиот что-то скрывает. Что-то очень для нее важное! — Говори все, что знаешь!

— А я ничего не знаю, — усмехнулся он нагло, перекидывая яйца из руки в руку. — Ведьма крутилась подле яиц, и я решил, что это знак. Или ты не в курсе, что во владениях фейри ничего нельзя есть, кроме принесенных с собой яиц.

— Что я еще не знаю? — не унималась Эна. — Я не возьму яйца, пока ты не скажешь всю правду, ну?

Дилан вновь протянул яйца, теперь уже в двух руках. На случай, если она решит выбить их из рук.

— Это вся известная мне правда.

Дилан смотрел ей прямо в глаза, и Эна не увидела в них ничего подозрительного.

— Хорошо, — она схватила яйца и по одному запихнула в передние карманы джинсов. — А теперь уходи. Не спугни мой последний шанс освободить Джеймса.

Дилан не двинулся с места.

— Ты, кажется, забыла про мою бабку, — огрызнулся он.

Эна сжала кулаки, радуясь, что в них нет яиц.

— Я все помню. И главное, помню, кто все испортил. Все было завязано на Деклане, а теперь без кольца у меня никакого шанса освободить его душу из плена. Ты должен был думать о бабушке, когда крал кольцо! А сейчас я буду думать только о Джеймсе, понял?!

— Понял. Можешь не орать! — Дилан подступил к Эне вплотную. — Я верю, что лепрекон передал кольцо по назначению!

— Я и не сомневаюсь в этом! Королеве! Чтобы та не лишилась своего волынщика!

— Думай, что хочешь, — прошипел Дилан ей в нос. — Я принес два яйца. Это означает, что я иду вместе с тобой!

— Если только в этом причина...

Она полезла в карман, чтобы избавиться от второго яйца, но Дилан успел схватить ее за локоть.

— Не дури! Тебе потребуется помощь!

— Я справлюсь сама! — Эна отступила от него, но Дилан сделал шаг вперед. — Уйди! Ты будешь мешать мне играть!

— Не буду. Я встану в сторонке.

Эна вернулась в дом за флейтой и уселась с ней на крыльце. Она заиграла семейную мелодию. В голове сами собой зазвучали привычные слова:

— В деревню нашу вскорости вернуться обещала,

Да только ни словечечка с тех пор, как ты сбежала.

В печали одиночества идут за днями дни,

В года неотвратимые слагаются они...

И тут Эна поняла, что песню поет отнюдь не ее внутренний голос, а мужской:

— Закат дней приближается, все жду-пожду тебя,

Слезой глаза туманятся, дождусь ли я тебя?

Перед ней стоял призрак. Пальцы задрожали и чуть не соскользнули с флейты. Деклан уселся рядом с волынкой и нажал на меха. Теперь даже его сильный голос с трудом можно было различить за дивным музыкальным плачем:

— Помнишь, как сбирали мы боярышника цвет Весною той далекою, куда возврата нет?

Помнишь, как плясали рил мы в ведьминском кругу?

Так что же сталось с клятвой под каштаном на лугу?

Наверно, ты пропащая, забыла про меня,

Не даром ведь говорено, нет дыма без огня.

Вкруг озера отчаявшись в лучах златой зари Брожу в воспоминаниях счастливой той поры.

И шепот мой отчаянный волна несет волне,

Кто у меня украл тебя на чуждой стороне?

Деклан замолчал и опустил трубы волынки к своим ногам на ступеньки. Эна протянула руку и почувствовала влажное рукопожатие.

— Прости меня, — прошептала она срывающимся голосом и спрятала лицо в ладони, которые тут же сделались мокрыми, но не только от горьких слез, но и от сотканных из тумана пальцев Декпана. Он открыл ей лицо и улыбнулся. Улыбка несказанно омолодила волынщика, и Эна чуть ли не смеялась над собой — как можно было спутать его с отцом Дилана?! О нем самом она не хотела даже думать

— пусть дрожит от страха в кустах!

— В том нет твоей вины, — продолжал Деклан тихо. — Кого и винить, так меня самого и мое неуемное желание играть на волынке лучше всех в округе. Не сыграл бы я тогда в ведьминском кругу, не услышала бы меня королева. Не займи я у лепрекона денег на кольцо, не было бы долга, за который я играю теперь на ее танцах. Не отпусти я Мэгги с учителем танцев, не было бы...

Призрак замолчал и уставился в темные кусты — заметил, видать, Дилана, если раньше не видел. Однако ничего не сказал, и Эна решилась заговорить:

— Тогда не было бы этой песни.

Деклан не повернул головы, но Эна увидела, как поползли вверх уголки туманных губ.

— Ты права. Я пел ее в Нью-Россе, встречая и провожая все американские корабли в надежде, что кто-то привезет эту песню в Нью-Йорк, где ее услышит моя Мэгги, вспомнит, как любила своего волынщика, и вернется ко мне. Шли годы, но она не возвращалась...

Деклан вновь замолчал, но Эна больше не молчала. Она подалась вперед, чтобы увидеть его глаза.

— Песню услышала Эйнит, только не знала, что этот кто-то так ждет именно ее маму. Если бы Мэгги была жива, она бы непременно вернулась...

— Она не могла долго оставаться живой вдали от Изумрудного острова, — зазвенел над ними женский голос.

Эна вскинула глаза, но никого не увидела. Зато услышала мягкие шаги — к ним медленно приближалась лисица. И вот она остановилась у самого крыльца, и Эна узрела прежнюю метаморфозу — однако теперь не только морда превратилась в лицо, но и все лисье тело скинуло рыжую шерсть. На крыльцо ступила женщина, ростом не больше семилетнего ребенка, в длинном сером платье, украшенным сочным плющом от шеи до подола. Эна не сдержала возгласа восхищения — как же она похожа на мать, только моложе — будто сошла с ее свадебной фотографии. На солнце и волосы невесты отливали золотом.

Маленькая женщина присела по другую сторону от Эны и взяла ее большую руку в свои маленькие.

— Не кори ни себя, ни Дилана, который сладко спит сейчас под кустом и не знает, что мы пришли к тебе. Не кори, потому что ты сделала, что могла. Это мне следовало лучше следить за маленьким сапожником и вовремя заметить, что тот решил предать нас. Но что сделано, того не воротишь. Как не воротишь мою дочь, но я хотя бы увидела твою мать... Я гляжу на нее и вижу мою Мэгги, мою Мэгги...