– Я вижу, происходит что-то не то, и не могу понять, почему так получилось! Поверьте мне, я не грабила собственную квартиру и уж тем более не убивала мужа! В конце концов, никаких улик против меня нет, почему же вы меня подозреваете?

– Ирина Юрьевна, куда вы поехали после того, как попрощались с Виталием Ивановичем?

Бумажные салфетки мокли и рвались с пулеметной скоростью. Ирина уже едва могла говорить, глаза утратили всякое осмысленное выражение, от размывшейся поначалу косметики не осталось и следа. Она уверяла, что только проехалась по магазинам и не может понять, как могла вернуться домой в пять часов вечера. Кто это говорит?! Кто это может знать?!

– У нас есть свидетель, и мы должны проверить его показания.

– Да кто это мог быть? Танька, что ли? – всхлипывала женщина. – Змея, змея! Я всегда знала, что она меня ненавидит! Смотрит волком, всегда возражает, не слушается. Стоит сделать маленькое внушение – и она сразу чуть не кусается! Вся в отца! Господи, ну за что мне это, у других людей нормальные дети, послушные, ласковые, а у меня какое-то чудовище! Ей бы только валяться на диване, слушать какую-то ужасную музыку и грубить!

– Ирина Юрьевна, вопрос был задан по существу. Когда вы в тот день вернулись домой?

– Да не помню я, не помню, – отмахивалась она, уничтожив последнюю салфетку. Следователь твердо решил закончить на этом свою благотворительность. – Может, и в пять, все может быть!

– Да оставьте вы ее в покое, – неожиданно взорвался спокойный розовый адвокат. – Разве не видите, у нее припадок начинается!

Теперь и следователь заметил неладное, но было уже слишком поздно. Ирина как-то странно покосилась на стуле, создавалось впечатление, будто спина у нее вовсе не гнулась. Помедлив секунду в таком неловком положении, женщина косо рухнула на пол. Однако сознание Ирина не потеряла. Следователь наблюдал то же самое, что опергруппа, впервые известившая женщину о смерти мужа. Та энергично била ногами по полу, мотала головой, тяжело дышала сквозь стиснутые зубы и явно задыхалась. Ее облили водой, приподняли голову, но она не останавливалась, словно поставила перед собой цель сделать в полу дыру побольше.

Когда Ирина сломала каблук, следователь бросился к телефону:

– У нее что, эпилепсия?!

– Ни черта у нее нет, – хмуро ответил адвокат, с трудом удерживая Ирину, чтобы та ненароком себя не поранила. – Просто нервы.

– Какие нервы, вон пена изо рта пошла!

– Не обращайте внимания, она придуривается, чтобы пожалели. – На адвоката неожиданно нашел приступ откровенности. – Знаете, я с ней маюсь уже не первый раз, и она всегда закатывает такие приступы, когда ей нечего сказать. Я откажусь от нее, честное слово! Пусть берет себе другого адвоката. А мне здоровье дороже!

Следователь положил трубку, так и не вызвав врача. Он удивленно смотрел на пухлого розового человечка, а тот, пренебрежительно кивнув на Ирину, заметил, что сейчас при ней можно обсуждать что угодно. В таком состоянии она вряд ли что-то воспринимает. Стоит только посмотреть, как закатились глаза. А если она и слышит, тем лучше для нее.

– По-моему, на этот раз она умудрилась что-то действительно отмочить, – сказал он. – Знаете, у меня всегда было ощущение, что однажды она допрыгается. А я уголовными делами не занимаюсь. Моя специальность – имущественные вопросы. Я ей помогал судиться чуть не со всей ее родней. У нее ко всем были материальные претензии, и знаете, мы почти всегда выигрывали. Ловкая баба, надо признаться! Но на этот раз я пас. С меня хватит.

В это время женщина как раз пришла в себя. Вероятно, она все-таки что-то слышала, когда металась по полу и стискивала зубы, потому что, едва набрав полную грудь воздуха, Ирина громко заявила, что все мужчины – подлецы, а она, как только вернется домой, найдет себе другого адвоката! Не такого труса, который рад бросить ее в беде!

– И все-таки я туда не пойду, – заявила Ольга, испуганно оглядывая старинный трехэтажный особняк. – Мне не по себе.

В этом доме с лепными украшениями по карнизу, ложными колоннами и облезлой зеленой штукатуркой не было ничего пугающего. Он был так же обаятелен, как его ближайшие соседи – разноцветные, поблекшие, старые московские дома, больше похожие на торты, чем на современные жилища. И все-таки этот дом ее пугал. Она слишком хорошо помнила те дни, когда нарочно старалась завернуть в этот переулок, пройти под окнами второго этажа, ненароком поднять голову и осмотреть задернутые занавески… В окнах квартиры, где жил Виталий, всегда были задернуты занавески. Однажды он сказал, что у жены какая-то маниакальная страсть все запирать, задергивать, прятать. Это было в ту пору, когда Ольга даже не подозревала, что когда-нибудь станет его женой, что он все-таки решится… В ту пору, когда Ирина была для нее только безликим пугалом, известным лишь понаслышке, а Таня – не реальной девочкой с хмурым взглядом и небрежно причесанными волосами, а бледным наброском ребенка, наспех сделанным ее отцом.

– А я хочу, чтобы вы пошли, – упрямо повторила Таня. Они уже отпустили такси и стояли у подъезда. Девочка позванивала зажатыми в руке ключами и оглядывала окна своей квартиры. – При вас она не станет разоряться.

– Как раз при мне она и распустит язык, – возразила Ольга. – А то и руки… Разве ты не помнишь, что однажды твоя мама…

– Вы про ту пощечину? Нет, теперь она не посмеет, – заверила Таня. – Вы же не знаете, как она изменилась, теперь все будет по-другому.

– Ты уверена, что мамы нет дома? – спросил Илья. Он-то не колебался.

Оглядывая его припухшее со сна лицо, Ольга понимала, что он рвется в бой. Илью удалось разбудить с большим трудом, но едва открыв глаза, он развил необычайную деятельность. Самостоятельно передвинул и расставил на прежние места мебель. Помог отнести на кухню грязную посуду, заявив, что вечером будет мыть ее на пару с Таней. Позвонил мастеру и твердо обещал: еще сутки промедления, и он найдет на него управу. Мастер дал клятву явиться с рабочими сегодня же. Задержка-де вышла только из-за того, что они слишком заняты на другом объекте. Вся эта бурная деятельность была Ольге не по душе. Она слишком устала от вчерашних поминок и была не расположена что-то предпринимать. Но тут вмешалась Таня. Девочка заявила, что ей не во что переодеться и она желает немедленно привезти сюда вещи. Илья ее поддержал:

– В самом деле, может похолодать, слишком долго держится теплая погода. А у нее даже кофточки нет. Едем!

И они поехали.

* * *

Ольге понадобилось немалое мужество, чтобы решиться войти за Таней в широкий старомодный подъезд. Илья следовал за ними, громко комментируя состояние дома. Он сразу заметил трещины на штукатурке, отсыревшую подвальную дверь и разбитое стекло в окне на площадке. Поднимаясь на второй этаж, он приказывал Ольге не робеть: правда за ними. Если ребенок не хочет жить с матерью, он может выбрать любого опекуна по своему усмотрению. Таня горячо его поддерживала. Она отперла дверь, даже не позвонив. Но им повезло – Ирины дома не оказалось.