Олимпия снова уткнулась носом в его плечо.

– Я только знаю, что была дуэль, лет десять назад или больше, по словам миссис Торн. Портнихи болтали что‑то, но она запретила им вдаваться в подробности.

– Мальчишеская выходка, но Стьюкли этого не понял.

– Так ведь он намного старше вас, – возразила Олимпия. – Должно быть, для него это было ужасно – стреляться с юнцом, который только‑только вышел из школьных стен.

– Он заявил, что мы оскорбили его супругу, и поскольку розыгрыш придумал Эшмонт, с ним он и стрелялся.

– Для Эшмонта это была первая дуэль?

– Да, но нельзя сказать, будто все вышло неожиданно: мы все жаждали себя проверить, как это свойственно молодым людям. Ссора определенно оживила очень скучную вечеринку: именины или еще какое‑то торжество, насколько я помню. Там еще были эти… как они называются…

– Понятия не имею, о чем вы.

– Шарады или живые картины – черт их разберет. От скуки сводило скулы. Нам выпало изображать античные руины. Эшмонт выбрал аббатство Фаунтин: велел принести огромную лохань и поставить на пол, и мы втроем гм… изобразили фонтан.

Некоторое время она ошарашено смотрела на него, потом ее глаза сделались пронзительно‑голубыми и засверкали точно звезды. Олимпия расхохоталась, да так, что не могла никак остановиться.

И это было восхитительно! Она заставила его забыть про раскалывающуюся голову и про сердечную боль при мысли, что она будет из‑за него горевать. Ушли на задний план и все прочие чувства и мысли, кроме одной: он сделал то, что следовало.

Рипли развязал ленты ее шляпки, зарылся лицом в волосы и вдохнул такой родной аромат.

Почти всю дорогу он держал ее в объятиях, разговаривали они мало, только Олимпия время от времени смеялась и приговаривала:

– Теперь как только услышу «аббатство Фаунтин», буду покатываться со смеху.

Рипли смотрел на нее и ухмылялся, думая, что совершил единственный правильный поступок в жизни: женился на «плохой девочке». Масса преимуществ.

Через неделю после свадьбы герцог Рипли устроил первый прием. Задолго до того, как были сняты повязки, они уединились с женой, чтобы выработать план. Он же говорил ей, что обожает развлекать публику! Если бы не новые обстоятельства, он бы все равно устроил вечеринку в честь своего возвращения из Европы!

Теперь же, когда в особняке появилась хозяйка, следовало скорректировать список гостей. Это не будут джентльмены, которых интересует только выпивка и проделки «их бесчестий», а добрая половина высшего лондонского света.

Даже Эдвина, кузина Олимпии, приняла приглашение. Вид у нее был недовольный, но она не пропустила бы этот прием ни за что на свете. Так же, собственно, обстояло дело с большинством приглашенных. Более того, плелись закулисные интриги, и все ради того, чтобы заполучить вожделенные приглашения. Еще бы, событие сезона: распутный герцог женился на беглой невесте при скандальных обстоятельствах!

И если год назад женитьба герцога Блэквуда на леди Алисе Энкастер заставила удивиться весь бомонд, то нынешний союз вызвал настоящую оторопь.

– Но она же такая скучная! – сказала Эдвина одной из своих подруг, когда они наблюдали, как новоявленные супруги кружатся в танце.

Герцогиня смотрела в лицо герцогу и что‑то говорила, отчего оба смеялись.

– Он так не думает, – возразила подруга.

Как гости и надеялись, очередное развлечение не заставило себя долго ждать. Когда хозяйку дома вывел на танец сам герцог Эшмонт, в зале стало тихо, атмосфера сгустилась, а герцогиня Рипли заметила:

– Вам не следовало выбирать вальс.

– Напротив: так интереснее, – возразил Эшмонт, заключая ее в объятия. – Просто дух захватывает. Рипли бросает на меня убийственные взгляды, а я обнимаю его жену, которой довелось побывать моей невестой.

– Ну да, вы же мастера устраивать представления! – заметила Олимпия.

– Но это же весело – ставить всех на уши! Лучшее лекарство от скуки.

Некоторое время они танцевали молча, потом Эшмонт заговорил опять:

– Я столько лет разрушал надежды устроительниц балов и превращал в балаган любое мероприятие, будь то раут или званый обед, что теперь они думают: поделом ему. Вполне справедливо, что его собственная свадьба пошла кувырком. Может, в чем‑то они и правы – как знать…

– Мне жаль, что так вышло: надо было решиться сказать правду раньше.

Он взглянул на нее.

– Но вы писали…

– Да, я говорила серьезно. Тогда.

Эшмонт благосклонно отнесся к ее признанию, и его лицо озарила одна из тех улыбок, которые, несомненно, свели с ума тьму поклонниц.

– В письме вы умоляли меня простить его, но я все равно должен был вызвать его и стреляться: долг чести!

– Вы оба это твердили как попугаи, пытаясь показать, что я достойна, чтобы из‑за меня стрелялись.

– Это да, – согласился Эшмонт, – но не только. Все и правда очень запуталось – Рипли прав. Если бы не дуэль, вам пришлось бы несладко. Вы корили бы себя за соделанное, жалели меня, такого великодушного и самоотверженного. Жуткая перспектива! Значит, все к лучшему и даже хорошо, что я его подстрелил.

– Я бы так не сказала, однако вы избавили меня от угрызений совести.

– А себя – от тошнотворного пятна на своей и без того запятнанной репутации.

– Если бы выстрел был хоть на волосок точнее, я убила бы вас собственными руками, – твердо сказала Олимпия.

– Не сомневаюсь. Да будет вам известно, вы были первой – и единственной – женщиной, что дала мне от ворот поворот.

– Искренне надеюсь, что у вас все впереди!

– Да вы дерзить изволите!

– И никак иначе, – рассмеялась герцогиня Рипли.

Ее поддержал и Эшмонт. И если он и испытывал какие‑то сожаления – а тем более сомнения, – то запрятал их подальше.

Танцуя с сестрой, Рипли смотрел туда же, куда были направлены взгляды почти всех гостей: на Эшмонта, который кружил в танце герцогиню Рипли.

– Все‑таки тебе благоволит сама судьба, – сказала Алиса. – Вернись ты в Англию хоть на день позже…

– Ты права: мне чертовски повезло, даже не верится. Когда началась эта заварушка, я клял тебя на все корки за то, что поехала к тете Джулии!

– Я? А я тут при чем?

– Думаю, если бы ты была на этой свадьбе, мы бы и оглянуться не успели, как притащила бы невесту к жениху и к алтарю.

– Или, напротив, я помогла ей сбежать.

– Эта мысль как‑то не приходила мне в голову.

– Тебе много чего не приходило в голову, – заметила Алиса.