Диана Михайловна принесла ему несколько самокруток – она сама набивала их, добавляя в табак «лечебные» травки.

Алов закурил и тут же подавился непривычно сладким дымом.

Какой скотиной надо быть, чтобы уволить Галю? Впрочем, ее бы все равно вычистили 12 ноября – и за происхождение, и за задолженность по профсоюзным взносам и за полную профессиональную непригодность.

Когда-то Драхенблют говорил Алову, что жалеть слабаков – это поощрять вырождение и деградацию общества.

«Я сделал для Гали все возможное, – утешал себя Алов. – Это не моя вина, что она оказалась такой непутевой. А Тата пусть возвращается в интернат. А то выдумала моду – своевольничать! Если все будут делать только то, что им нравится, мы никогда не построим социализм!»

6.

Драхенблют вызвал Алова: «Немедленно ко мне!»

Он сидел за столом и то и дело трогал лицо, будто проверял, все ли у него на месте. Перед ним стояла тарелка, заваленная окурками, – дурная пародия на ужин.

– Сегодня мы выдали Оскару Рейху десять тысяч долларов на расходы, – проговорил Драхенблют чужим голосом. – А его жена похитила деньги и скрылась, да еще припечатала его по башке, так что он попал в больницу.

Алов охнул.

– А кто она такая?

Драхенблют стиснул маленькие желтые кулаки.

– В этом-то и дело! Оскар по дурости женился на самозванке. Он думал, что это баронесса Бремер, но сегодня ему рассказали, что на самом деле ее зовут Нина Купина.

– Я знаю ее! – воскликнул Алов.

Драхенблют показал на лежавшую на его столе папку:

– Я уже читал дело, которое ты на нее завел. Все, что я тебе говорю, – это секрет государственной важности, понял? Если Ягода узнает, что у нас пропала крупная сумма, он нас с потрохами сожрет. Я тебя вызвал именно потому, что ты знаком с Купиной и курируешь Клима Рогова – а это единственный человек, который может знать о ее местонахождении. Следователь из уголовного розыска допросил учащихся с курсов шоферов, и они сказали, что в последнее время Рогов и Купина близко общались.

Алов непонимающе посмотрел на своего начальника.

– Так что от меня требуется?

– Найди Купину! Мы не можем поручить это дело оперативникам – они находятся в подчинении у Ягоды. Будем обходиться своими силами, и если ты сумеешь вернуть деньги, украденные у Рейха, считай, что комната у тебя уже есть.

– А кто именно разоблачил Купину? – спросил Алов.

Драхенблют тяжело вздохнул:

– Какая-то женщина. Оскар встретил ее на улице и не догадался узнать ее имя. Если бы мы ее отыскали, все бы решилось гораздо проще.

Прижимая папку к груди, Алов вышел из кабинета.

«Я ведь не сыщик – это не по моей части!» – в смятении думал он. Но, с другой стороны, может, это и есть его шанс получить комнату? Ведь бывают такие чудеса: ты страстно о чем-то мечтаешь и некий Высший Разум идет тебе навстречу.

Он чуть ли не бегом бросился к себе. Так, надо разработать план действий… Перво-наперво – лично встретиться с Роговым. Обязательно наладить слежку – чтобы выяснить, куда он ездит и с кем встречается.

Алов уже жалел, что так некстати уволил Галю – все-таки она могла ему пригодиться. Он перезвонил ей и спросил, что ей известно об отношениях Рогова и Купиной.

– Я тебе докладывала еще зимой, что Клим интересовался ею, – тусклым голосом отозвалась Галя.

– И это все?

– Да, все. Оставь меня, пожалуйста, в покое.

Рассчитывать на дуру-Гальку было бесполезно: она и вправду не годилась в чекистки.

1.

Пригородный поезд был битком набит людьми, живущими на подмосковных дачах. В вагоне плечом к плечу стояли продавцы банных веников, молочницы, поденщики, старьевщики и грузчики. Над головами пассажиров высились коромысла, швабры и лопаты – все это был нераспроданный товар, который приходилось везти домой.

Климу досталось место в тамбуре. Рядом теснились музыканты, едущие со свадьбы, – они были навеселе и радовались, что в поезде так много народу: значит, контролеров не будет.

– Эх, сыграл бы я вам, граждане, на скрипочке, – говорил голубоглазый мужик с бумажной гвоздикой над ухом. – Да где ж тут локтям развернуться? Непременно в рожу кому-нибудь заеду. А с музыкой ехать веселей.

– А ты нам спой! – предложил кто-то, и скрипач затянул тонким голосом:

Веселись моя натура, –

Мне полезна политура.

Мама рада, папа рад,

Что я пью денатурат!

Публика загоготала.

Климу казалось, что паровоз едва тащится. Он приподнимался на цыпочки, чтобы через плечи музыкантов заглянуть в окно, но на улице шел ливень, и из-за капель на стекле ничего не было видно.

Вскоре поезд остановился.

– Сейчас в Нижний Новгород люкс-экспресс пройдет, «Голубая стрела» называется, – сообщил скрипач. – Пока начальство не проедет, будем ждать.

Клим направился в Салтыковку наугад: дай боже, чтобы Беловы знали, где прячется Нина! А что если ее уже арестовали? Впрочем, вряд ли – она никому не говорила, где живет.

Усталый народ гудел и ругал пассажиров «Голубой стрелы»: единогласно было решено, что всех их надо расстрелять.

Поезд простоял без движения полтора часа, и когда Клим добрался до Салтыковки, было уже темно.

Старик, ездивший в Москву продавать грибы, рассказал ему, как найти дачу Беловых.

– Только ходи аккуратно, – посоветовал он Климу. – У нас больше ни тротуаров, ни уличного освещения нет. Тротуары деревянные были, и их пустили на дрова, потому что исполком не разрешает рубить лес. А керосин к нам уже год как не привозят.

Клим и вправду чуть не сломал себе шею, пробираясь через колдобины на шоссе Ильича.

Нина говорила ему, что Беловы стучат в ворота по-особенному – на мотив дореволюционного гимна «Боже царя храни!» Но от волнения Клим забыл об этом, и его стук перепугал весь дом: Беловы решили, что это ОГПУ.

– Кто там? – осторожно спросил женский голос.

– Это я, – отозвался Клим, и калитка тут же распахнулась.

Из темноты выбежала Нина и бросилась к нему на шею:

– Приехал!

Невероятное облегчение, слишком простое и чудесное, чтобы быть правдой… Клим держал Нину в объятиях, целовал ее в волосы и щеки и повторял что-то несуразное:

– Я ведь думал, что не найду тебя… Я ведь не знал, что ты…

Она прижала палец к губам, и Клим понял, что она ничего не сказала хозяевам о происшествии в ЦДКА.

Нина представила Клима графине Беловой – белокурой, чуть полноватой женщине в аккуратном платье и накинутом на плечи шерстяном платке.