Из земли вылез еще один корень, потом еще один, и вот дымный двойник живого дерева отделился от него, протягивая ветви, словно руки. Следы от сучьев и трещины в коре сложились в огромные подобия глаз, желтых, лишенных зрачков, а глубокая расселина в основном стволе превратилась в пасть, которая яростно скрипела пеньками зубов, словно дереву не терпелось добраться до обидчицы и уничтожить ее.

Саутхо приближался к Сьюзен, с каждым шагом прибавляя в росте, и, когда он оказался рядом, над ней нависла пятидесятифутовая громада концентрированной злобы. Зато настоящее дерево как будто уменьшилось, став обыкновенным, только очень старым и совсем не величественным.

Несмотря на преображение, Саутхо по-прежнему крепко держал власть над своим уделом: Новый мир не проявлялся в Древнем – не было ни дороги, ни церкви, ни домов.

– Ну что тебе еще нужно-то… – простонала Сьюзен, глядя, как видение надвигается на нее, и на миг даже перестав соображать от страха. Как же отвлечь Саутхо…

Яркая вспышка вновь полыхнула между корнями настоящего дерева, точно котел сигналил ей оттуда, как маяк. Перед мысленным взором Сьюзен вновь встала картина: низкий свод подземной камеры изгибается над котлом, свисают корни тиса, а слой прошлогодней хвои и коры надежно скрывает тайник от любопытных глаз.

Сьюзен повернулась спиной к Саутхо и побежала, но не обратно, а в сторону. Дымное дерево стремительно развернулось и, дробно перебирая многочисленными корнями, как сороконожка – ногами, помчалось вдогонку за Сьюзен, да так прытко, как та и вообразить не могла. Верхние ветви оно вытянуло футов на пятьдесят, а то и шестьдесят – так паук, нападая, выбрасывает переднюю пару лап, – они хватали воздух, свиваясь в спирали. Так же они обовьются вокруг нее, когда поймают.

Сьюзен снова повернула и кинулась туда, откуда ей сигналил котел. Развернулся и Саутхо – повороты давались ему сложнее, чем бег по прямой, но ведь он и так почти догнал Сьюзен. Она слышала, как свистят, рассекая воздух, ветки над ее головой, как корни разбрасывают камни, взрывая землю. Оказалось, что в пределах этого мира серый дым отнюдь не бестелесен, как можно было предположить.

Даже если она добежит до котла первой, у нее будет всего несколько секунд.

На поляну, преодолевая чудовищную боль, выполз Мерлин и увидел Сьюзен: та удирала от исполинского духа дерева, который догонял девушку, нависая над ней. У Мерлина затеплилась искорка надежды: Саутхо отвлекся. Новый мир проступал сквозь покровы Древнего, набирая резкость, далекие звуки становились отчетливыми, призрачные фигуры обретали плоть. Но медленно, слишком медленно. Мерлин вскрикнул от досады и попытался ползти быстрее, как вдруг что-то полыхнуло между корнями живого дерева, к которому уже подбегала Сьюзен. За ней по пятам несся Саутхо, и Мерлин вдруг понял, что она собирается сделать: использовать тот единственный выход, который некогда подсказал ей он сам.

Если живого человека погрузить в котел с головой, котел разорвется и навсегда потеряет свою магическую силу. А человек, само собой, умрет.

Сьюзен добежала до настоящего тиса, когда ветки Саутхо почти сомкнулись вокруг нее. Еще миг – и она попалась бы, но времени на размышления не было. Колючая ветка хлестнула ее по спине, и она прыгнула, врезалась ногами в рыхлую землю между корнями, та подалась, посыпалась вниз каскадом грязи, увлекая за собой Сьюзен…

Прямо в раскрытую пасть Медного котла.

Сьюзен почувствовала, что провалилась в свет, мягкое золотое свечение приняло ее в себя, как вода, а Саутхо опоздал, не успел схватить ее в последний момент.

В ста ярдах от тиса Мерлин наблюдал за прыжком Сьюзен. Он видел, как Древний владыка тоже нырнул вперед, его массивные сучья из переплетенного дыма и теней ударились о землю и снова отскочили с яростным визгом – так скрежещут колеса локомотива, когда машинист изо всех сил жмет на тормоза, отчаянно пытаясь остановить поезд на краю гибели.

Для Саутхо гибель пришла в лице Нового мира, который неудержимо, как морской прилив, хлынул в Древний мир, затопляя его своими образами, звуками, запахами и красками. Очаровательный лондонский пригород Тоттеридж вырос будто из-под земли, а солнце вырвалось из-за туч, заливая нарядные дома победным светом. К югу и к северу от деревни проявилось во всей своей красе и в мигании синих огней шоссе А5109 – значит, полиция уже оцепила место происшествия и перекрыла движение.

Вдоль западной стороны дороги встали особняки. Высокие ограды скрывали их от взглядов прохожих. На восточной стороне возникла церковь семнадцатого или восемнадцатого века, из тусклого желтовато-коричневого кирпича. К ней была прилеплена белая колокольня – ни к селу ни к городу. Вход на церковное кладбище за несуразно низкой оградой был через покойницкую, построенную, видимо, в 1930-х годах: на это указывала низко нахлобученная остроконечная крыша, похожая на натянутый на уши колпак. Могильные плиты покрывали землю почти вплотную друг к другу, лишь кое-где разделенные небольшими деревцами.

Ровно посередине кладбища рос Тоттериджский Тис.

Его физическое воплощение взяли в кольцо тридцать праворуких и шестеро равноруких книготорговцев, а над ними тучей навис разъяренный древесный дух – Саутхо. Все книготорговцы были в спецовках и черных ботинках с круглыми носами и стальными набойками: уродство, от которого в иное время Мерлина передернуло бы. Сняв перчатки и сверкая серебряными ладонями, тридцать шесть книготорговцев вели вокруг дерева хоровод, прямо как гоблины Майской ярмарки.

Вдруг, без всякой команды, книготорговцы дружно шагнули к дереву и громко топнули каблуками, совсем как стража в Букингемском дворце. Хоровод сузился, почти касаясь дерева.

Саутхо бросился на них, молотя длинными ветвями по кому попало, но все напрасно: его дымная сущность утратила плотность в Новом мире, а его удары приносили не больше вреда, чем пух почерневшего одуванчика, сыплющийся с перезрелой головки.

Напротив, каждый удар ослаблял самого чудовищного духа, и он, съеживаясь, отступал все ближе к родному дереву. И вновь, повинуясь неслышимой команде, книготорговцы шагнули вперед, сжимая кольцо. Сущность Саутхо полностью погрузилась в дерево, но все еще просвечивала сквозь него – так цвет выступает за контуры неаккуратно заштрихованной фигуры.

И тогда книготорговцы запели – поначалу не все, а некоторые. Несмотря на приятные голоса и хороший слух, пели они почти шепотом. Это было заклятие изгнания – Мерлин не раз слышал его в школе, но никогда всерьез. На третьей строке к певцам присоединилась вторая группа, на пятой – третья. И так, с интервалом в две строки, три группы книготорговцев, по десять праворуких и по два равноруких в каждой, довели песню до конца.