Когда он входил в застекленную галерею, стрелки старинных стоячих часов дрогнули и образовали острый угол, изображающий половину девятого. Из трапезной, где по всей видимости уже окончился завтрак, вышел озабоченный Брайан и, не глядя по сторонам, засеменил к читальному залу. Следом за Брайаном из трапезной выскочил неутомимый японец, но Ури втерся между ними и успел перед самым носом японца занять облюбованный с вечера стол, из-за которого открывался отличный обзор как входной двери, так и двери в аннекс.

Через минуту в читальном зале появился принц со своей свитой и, быстро завершив обычный балетный ритуал, скрылся в аннексе. Теперь можно было расслабиться и часок-другой подремать в удобном кресле под теплым абажуром настольной лампы. Подремать удалось до самого обеда, перед началом которого принц неожиданно рано вышел из аннекса и направился в трапезную, на время освобождая Ури от томительного дежурства на голодный желудок.

Расправляя затекшие ноги, Ури поднялся с кресла в предвкушении горячего душистого супа, но, увы! Пообедать не удалось. У входа в трапезную его перехватила Лу и сообщила, что через десять минут Меир будет ждать его в павильоне жюри в парке, где шла битва. У ворот библиотеки Ури преградила дорогу взъерошенная стайка членов жюри, вовлеченных в страстный спор о том, разумно или нет поступил герцог Веллингтон, отведя свои войска с удобных позиций в Катр-Бра на гораздо более рискованные позиции в городке Ватерлоо. Мнения разделились, ископаемые старцы были близки к рукопашной схватке, и миссис Муррей, едва завидев Ури, потребовала, чтобы он стал арбитром в их споре. Вежливость помешала Ури сходу послать спорщиков подальше и он пустился на хитрость:

– Господа, вы тут спорите, а обед-то ведь давно начался! – напомнил он. – Я боюсь, что к супу вы не поспеете!

Миссис Муррей начала было что-то возражать, но старцы переглянулись с угрюмым представителем интересов маршала Блюхера и, как могли, дружно ускорили шаг. Дениз что-то тихо сказала миссис Муррей и, предоставляя Ури свободу передвижения, покатила ее кресло вслед за остальными.

Меир ожидал его в одиночестве в пустом павильоне. Перед ним стояли две кружки кофе и тарелка с малосъедобными кексами, но Ури так проголодался, что эти скромные яства показались ему необычайно вкусными.

– Ну, что там у тебя? – спросил Меир, макая жесткий кекс в чашку с кофе. – Надеюсь, что-то серьезное. Ведь из-за тебя мне пришлось отправить своих старцев в библиотеку на обед. Представляешь, как это опасно – они теперь проторчат там два часа без присмотра.

– А Джерри и Лу? – напомнил Ури.

– Джерри придется вместо тебя сопровождать принца, а Лу непросто будет одной уследить за всеми этими яркими индивидуальностями. Ладно, Бог с ними. Давай, выкладывай, в чем дело.

Ури продлил момент ожидания, старательно пережевывая большой кусок кекса, и наконец выдавил из себя многократно отрепетированную фразу:

– У меня возникло подозрение, что Ян Войтек – знаменитый немецкий террорист Гюнтер фон Корф.

Меир от неожиданности поперхнулся кофе:

– Откуда такие откровения? Ведь немецкие спецслужбы уже год назад пришли к заключению, что Гюнтера фон Корфа нет в живых.

– На основании чего они пришли к такому заключению? На основании того, что не сумели его найти?

– А на основании чего ты пришел к заключению, что ты его нашел?

– Я узнал его по фотографиям, – выдал свою наиболее правдоподобную версию Ури.

– По каким фотографиям? – не понял Меир.

– В тот год, когда я приехал в Германию, все столбы там были обклеены желтыми полицейскими листками с фотографиями разыскиваемых террористов. И лицо Гюнтера фон Корфа на всех этих листках было напечатано первым и часто крупнее других.

– То есть, ты хочешь сказать, что лицо Яна Войтека похоже на то лицо на полицейском листке, которое ты видел почти три года назад?

– Ну да, что-то в этом роде.

– А где же ты был раньше? Ты ведь уже почти неделю с ним знаком и даже, я слышал, приятельствуешь.

– Меня с первого дня мучила мысль, что я его уже где-то видел. Но только вчера во время банкета он как-то так повернул голову, что сразу напомнил мне, где и когда.

– Хлипкий довод, Ури. Многие мои друзья, например, уверяют, что я, вылитый Че Гевара. Так может, ты и меня заподозришь, что я воплощаю посмертный образ этого революционного бандита?

Увы, все происходило в точности, как Ури предвидел, и, главное, он не мог сказать ни слова в защиту своего предположения! Он мог только жалко пролепетать:

– При чем тут ты? Ян – это совсем другое дело!

– Потому что он спит с твоей драгоценной мамочкой? Пора бы уже тебе стать взрослым и прекратить ревновать ее к каждому ее мужику!

Это был удар ниже пояса!

– Я тебе о деле, а ты – о ней! – отпарировал Ури – Пора бы уже тебе перестать служить ее ангелом-хранителем!

Меир сделал вид, что выпад Ури его не задел:

– И это все, что у тебя есть?

– А его немецкий язык? Никакой он не чех с таким немецким!

– Твой немецкий, что ли, хуже?

– Раньше был хуже. Но я уже три года живу среди немцев, а он, по твоим же словам, никогда не пересекал границу Чехословакии.

Меир допил кофе и поднялся из-за стола, нащупывая в нагрудном кармане свою неизменную зубочистку. Интересно, он менял ее хоть раз со дня их свидания в Честере?

– Я знавал чехов, у которых немецкий был лучше чешского. У них это язык элиты.

Ури понял, что игра проиграна, и сделал последний рывок – извлек из кармана пластиковый пакет с чашкой.

– Возьми хоть чашку, из которой Ян пил вчера вечером. Я незаметно утащил ее со стола, чтобы ты мог проверить отпечатки пальцев.

– А что ты делал с этой чашкой всю прошлую ночь, скрываясь неизвестно где? – хитро прищурился Меир.

И это он знает? Впрочем, знает, так знает, – это, в конце концов, не его дело.

– Ничего я с ней не делал, она просто лежала у меня в кармане.

– Надеюсь, ты не думаешь, что германская полиция лежит у меня в кармане?

– Все же в проверке отпечатков пальцев Гюнтера фон Корфа они вряд ли тебе откажут.

– Ладно, – нехотя уступил Меир, – давай свою чашку. Но не рассчитывай, что ответ придет раньше, чем через пару дней.

– Может, пока приставить к нему кого-то из наших, чтоб следил?

– Где я возьму такого, чтобы следил? Ты знаешь, сколько у вас в библиотеке тех, за которыми мы и так следим? И, поверь, люди посерьезней, чем твой чех.

– Кто может быть серьезней, чем Гюнтер фон Корф?

– Возможно никто, если бы ты привел хоть один серьезный довод в пользу своих подозрений.

Если б только Ури мог предъявить Меиру свои доводы! Ури представил себе на миг, каким охотничьим азартом озарились бы усталые глаза Меира, если бы он решился открыть ему хоть десятую долю того, что знал. Честно говоря, искушение было велико, но он устоял. Не мог же он так подставить Инге и мать! Не мог, не мог и не мог! А раз не мог, значит, и спорить не о чем. Тем более, что он сам еще не был уверен в своей правоте.