— Да, она застряла в стене после выстрела.

— Так же как две первые пули, которые вы извлекли из этой стены несколькими неделями раньше.

— Да, именно. Так же как первые две пули.

— Что вы сделали с этой пулей?

— Отдал ее в нашу лабораторию на экспертизу, чтобы ее сравнили с пулями, извлеченными из стены раньше.

— Лейтенант, скажите, у вас ведь, мне кажется, появились какие-то новые возможности для проверки, из какого пистолета выпущена эта пуля?

— Да, сэр, появились.

— Какие именно?

— В день, когда мы извлекли из стены третью пулю, мисс Лина Гжибовски добровольно явилась в полицию, и в моем распоряжении оказался пистолет «байонн», из которого она стреляла.

— Этот пистолет помог в проведении экспертизы?

— Да, помог, потому что у экспертов появилась возможность отстрелять этот пистолет.

— И что показала экспертиза?

— Экспертиза показала, что две пули, которые были извлечены из стены в день убийства, и третья, которую мы извлекли позже, абсолютно идентичны и выпущены из одного пистолета.

— То есть из пистолета мисс Лины Гжибовски?

— Да, из пистолета мисс Лины Гжибовски.

— Эксперты ведь смогли теперь проверить и пулю, извлеченную из сердца Кеннета Луксмана, так ведь?

— Да, это так.

— И что установила экспертиза?

— Экспертиза установила, что эта пуля не идентична пулям, выпущенным из пистолета мисс Лины Гжибовски.

В зале возник шум, и судья несколько раз стукнул молотком. Переждав, Шапиро спросил:

— Иными словами, пуля, убившая Кеннета Луксмана, была выпущена из другого пистолета?

— Да, она была выпущена из другого пистолета. Шум в зале достиг предела, и судье пришлось пригнуться к микрофону:

— Леди и джентльмены, прошу соблюдать тишину! Иначе я действительно удалю всех посторонних! Леди и джентльмены, соблюдайте тишину!

Подождав, пока шум стихнет до приемлемого уровня, Шапиро сказал:

— Ваша честь, у меня больше вопросов нет.

Он сел за свой столик, и судья посмотрел на прокурора:

— Мистер Стингфелд, вы будете задавать вопросы свидетелю?

Во время последней части допроса Хьюджа Стингфелд несколько раз поднимал и тут же опускал руку. Но сейчас, состроив скучную мину, сказал:

— Нет, ваша честь, у меня вопросов нет. Шапиро, подойдя к судейскому столику вплотную, что-то шепнул судье. Выслушав, тот посмотрел на Хьюджа:

— Свидетель, вы пока свободны. Но прошу не оставлять зал суда.

— Хорошо, ваша честь. — Хьюдж направился к своему месту.

Павел покосился в сторону Сандры Келли — она продолжала сидеть там же, у стены, в двух-трех метрах от стола защиты, и в ее позе и движениях не было ничего подозрительного. В вытянутой руке она держала диктофон, придерживая другой рукой фотоаппарат.

Практически беззвучно, так, что его не смогла бы услышать даже сидящая рядом Лариса Александровна, Павел спросил:

— Как там шестой?

— Вроде с ним все тихо, — ответил в наушнике голос Джона.

— А второй?

Второй номер был присвоен Кейесу, который сидел недалеко от Павла, сзади во втором ряду. Повесткой, доставленной лично ему в руки, он был приглашен явиться сегодня в суд в качестве свидетеля и показаний еще не давал.

Помедлив, Джон сказал:

— Все чисто.

Хотя Кейес видел его в парике и усах, Павел пришел сегодня на процесс в больших черных очках и, когда стоял у стены, располагался чуть сзади Кейеса так, чтобы тот не смог его увидеть. На стул он тоже садился так, чтобы Кейес не смог увидеть его лица, и слова «Все чисто» означали, что Джон уверен, что Кейес Павла не видел, а если даже и видел, то не узнал.

Посмотрев на судейский стол, Павел заметил, что помощник, пригнувшись, что-то говорит на ухо судье. Выслушав, тот взял стакан с чаем, сделал глоток и пригнулся к микрофону:

— К месту свидетеля вызывается для дачи показаний мистер Алберт Кейес.

Имя Кейеса ничего не говорило залу и было встречено спокойно.

Скосив глаза, Павел увидел, как Кейес встал со своего места и выбрался в центральный проход. На бывшем соседе Лины был темно-синий клубный пиджак, бежевые брюки и черные мокасины. Подойдя к свидетельскому креслу, Кейес проделал обычную процедуру: поднял руку, выслушав слова клятвы, сказал: «Yes, I do»[11], после чего сел в кресло.

— Мистер Стингфелд, вы можете задавать вопросы, — сказал судья.

— Спасибо, ваша честь.

Стингфелд вышел из-за стола. Подойдя пружинящей походкой к свидетельскому креслу, остановился. Он явно хотел занять наиболее эффектную позу перед направленными на него в этот момент телекамерами. Выждав, повернулся к Кейесу:

— Мистер Кейес, в то время, когда был убит Кеннет Луксман, вы жили в доме, где проживает мисс Лина Гжибовски?

Вопрос был задан непринужденным тоном, так, будто Стингфелд призывал свидетеля к дружеской беседе.

— Да, сэр.

— На одном с ней этаже?

— Да, сэр.

— Ваши квартиры расположены рядом?

— Да, сэр, это так.

— Вы знаете мисс Лину Гжибовски?

— Я знаю, что она жила в соседней квартире, но вообще я с ней незнаком. — Было видно, что длинные ответы удаются Кейесу хуже. — В нашем доме жильцы видят друг друга редко. — Помедлив, добавил: — В основном это происходит случайно.

— Ага… — Сделав два шага к рядам присяжных, Стингфелд снова повернулся к креслу свидетеля: — Но вы с ней встречались, скажем так, лицом к лицу?

— Да, пару раз мы сталкивались.

— Вы обменивались при этом какими-нибудь словами, приветствиями?

— Мы обменивались обычными словами, принятыми в таких случаях. Доброе утро, добрый день.

— Скажите, а мистера Кеннета Луксмана вы знали?

— Лично его я не знал, но, естественно, читал о нем в газетах. — Здесь Кейесу потребовалась передышка. — Но я видел мистера Кеннета Луксмана в нашем доме. Не помню точно где: в холле или в лифте, но пару раз я его видел.

— Понятно, мистер Кейес. — Стингфелд помолчал. — Мистер Кейес, скажите, где вы были в день, когда убили Кеннета Луксмана?

— У себя дома.

— Все время?

— Да, все время. Если не считать, что минут на пятнадцать я вышел за газетой. — Кейес помолчал. — А потом взял у портье почту.