Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— В какое примерно время вы выходили за газетой?
— Примерно в половине одиннадцатого утра.
— В этот период времени, когда вы выходили за газетой, вы видели мисс Лину Гжибовски?
— Нет, не видел.
— А мистера Кеннета Луксмана?
— Тоже не видел.
— Когда вы возвращались после этого в свою квартиру, вы не заметили ничего подозрительного?
— Нет, сэр.
— А когда вошли в свою квартиру?
— Сначала нет, сэр. Но по прошествии некоторого времени заметил.
— Что именно вы заметили?
— Точнее, не заметил, а услышал. Я услышал в соседней квартире три хлопка, напоминающие выстрелы.
— Вы были уверены, что это выстрелы?
— Да, сэр. В юности я занимался стрельбой и легко могу отличить выстрелы от любого другого звука. Я сразу понял, что в соседней квартире стреляют.
— Итак, вы услышали звуки выстрелов и что вы сделали?
— Сначала я ничего не сделал, потому что не люблю вмешиваться в чужую жизнь. Однако эти несколько хлопков не давали мне покоя, и я подумал, что будет вполне разумным позвонить вниз, портье, и попросить выяснить, что происходит в соседней квартире. Что я и сделал.
— Вскоре после этого приехала полиция, так ведь?
— Да, сэр, вскоре после этого приехала полиция.
— Как вы об этом узнали?
— Сначала я услышал шум и голоса в коридоре, в который выходят двери моей квартиры. Потом в дверь моей квартиры позвонили. Когда я открыл дверь, за ней стояли полицейские: один в форме, один в гражданской одежде. Джентльмен в гражданской одежде сказал, что его зовут Берри, он детектив из отдела расследования убийств, и, поскольку в соседней квартире произошло убийство, просит меня поделиться с ним тем, что я знаю. Я рассказал ему то же самое, что только что рассказал вам.
— Понятно. Скажите, мистер Кейес, после этих трех выстрелов вы не видели мисс Лину Гжибовски?
— Нет, не видел.
— Может быть, вы слышали, как она вышла из своей квартиры?
— Нет, сэр. В моей квартире не слышно звука дверей других квартир.
— Понятно. — Стингфелд пружинно приподнялся и опустился на носках. — Что ж, спасибо, мистер Кейес. У меня к вам больше вопросов нет.
Подождав, пока прокурор сядет на свое место, судья посмотрел на Шапиро:
— Мистер Шапиро, свидетель в вашем распоряжении.
— Спасибо, ваша честь. — Адвокат подошел к креслу свидетеля. — Мистер Кейес, вы сказали, в юности вы занимались стрельбой?
— Да, сэр.
— Где именно и каким образом вы занимались стрельбой?
— Протестую, ваша честь… — Стингфелд поднял руку. — Вопрос не имеет отношения к допросу свидетеля по этому делу.
— Протест принят, — сказал судья.
— Вопрос имеет отношение к делу, но я не буду спорить. — Шапиро повернулся к свидетелю: — Мистер Кейес, скажите, когда вы услышали три хлопка, напоминающие выстрелы, где именно вы были в своей квартире?
— В своем кабинете.
— Куда выходят двери этого кабинета?
— В гостиную.
— Эти двери в момент, когда вы услышали три или четыре хлопка, были закрыты или открыты?
— Протестую, ваша честь, — сказал Стингфелд. — Вопрос не имеет отношения к делу.
— Ваша честь, я хочу уточнить обстоятельства, — возразил Шапиро. — Прошу разрешить продолжать допрос.
— Протест отклонен, — сказал судья. — Продолжайте, мистер Шапиро.
Шапиро посмотрел на свидетеля:
— Простите, но я должен вернуться к вопросу: дверь вашего кабинета была закрыта или открыта?
— Не помню, сэр. Я не следил за дверью.
— Понятно. — Шапиро подошел к своему столу и взял прислоненную к нему гладильную доску. Вернувшись к свидетельскому креслу, поднял доску над головой, что тут же вызвало оживление в зале. Дождавшись, пока шум стихнет, сказал: — Эта гладильная доска была использована в эксперименте, который мы провели в квартире моей подзащитной и квартире свидетеля. В эксперименте приняли участие два моих помощника, которые сейчас находятся в зале и готовы подтвердить мои выводы. Находясь в квартире моей подзащитной, один из моих помощников произвел в эту доску шесть пробных выстрелов из пистолета «байонн», в то время как я и второй помощник находились в квартире мистера Кейеса. Так вот, ни я, ни мой помощник, находясь в самой квартире, не услышали звуков выстрелов, а когда вышли на балкон, услышали лишь слабые хлопки, которые могли быть чем угодно, но никак не выстрелами. — Адвокат, держа доску над головой, повернулся, показывая ее всем. — Мистер Кейес, теперь вы понимаете, почему я так подробно спрашиваю вас, где именно в квартире вы находились в тот момент? Если вы действительно находились в своем кабинете, когда раздались выстрелы, вы не могли слышать никаких звуков, даже слабых хлопков.
— Сэр, простите, но у всех людей разный уровень слуха. Не знаю, как обстоит дело со слухом у вашего помощника, но у меня слух отличный. Я ясно слышал выстрелы в соседней квартире. Но даже если бы я их не слышал, что с того? Ведь даже если бы мне почудилось, что в соседней квартире стреляют, и я позвонил бы портье — что, разве я совершил бы этим какой-то неправильный поступок?
— Нет, мистер Кейес, вы не совершили бы неправильного поступка. Выяснить, слышали вы звуки выстрелов или нет, я хочу лишь для того, чтобы показать: вы позвонили портье, потому что вам нужно было это сделать. Обязательно нужно было.
— Не понял, сэр. Почему мне это нужно было?
— Сейчас объясню. Но вернемся к дню, когда произошло убийство. Отвечая обвинителю, вы сказали, что в день, когда произошло убийство, вы около одиннадцати утра вышли из дому за газетой, после чего взяли у портье почту. Это так?
— Да, это так.
— Что вы сделали после этого?
— Вернулся в свою квартиру.
— Думаю, что это не так. Вы вошли в квартиру мисс Лины Гжибовски.
По залу пронесся шум, который тут же стих. Посмотрев на Шапиро, Кейес усмехнулся:
— Сэр, я даже не знаю, что на это вам сказать. То, что вы говорите, — абсолютная ерунда. Выдумка.
— Нет, это не ерунда, мистер Кейес. И я вам это докажу. Назовите точную дату, когда вы въехали в квартиру, находящуюся рядом с квартирой, в которой произошло убийство Кеннета Луксмана?
— Это было в январе этого года. Третьего или четвертого января, точно не помню.
— А когда выехали?
— В марте этого года.
— Какого марта?
— По-моему, восемнадцатого. Да, восемнадцатого марта.
— То есть вы прожили в этой квартире около двух с половиной месяцев?