Генри никогда не обещал Муй, что женится на ней. Вскоре после знакомства он ей сообщил, что состоит в браке, но они с женой живут раздельно. Однако Муй всегда говорила о нем как о своем муже. Может быть, она так делала, чтобы ускорить свой путь к свободе или избежать записи о незаконном рождении в документах своих детей. Во вьетнамском обществе, где большое значение придается расовой чистоте, жизнь детей, рожденных от союзов американцев и азиаток, и без того весьма непроста, а у ребенка, родившегося вне законного брака от вражеского солдата, жизнь складывается вдвойне сложнее. Что касается Муй, ее никто не мог бы упрекнуть в том, что она шлюха, если бы Генри был ее мужем.

Тысячи американских военнослужащих относились к своим вьетнамским сожительницам так же, как Генри Хиггинс: они любили их, вьетнамки от них беременели, американцы их бросали, а позже регулярно или от случая к случаю высылали им деньги либо вообще ничего не присылали. Хиггинс оказался одним из наиболее ответственных американцев, хоть он не женился на Муй и не взял ее с собой в Соединенные Штаты. (Из источников также неясно, удалось ли Муй попасть в Америку и получить там деньги, завещанные ей Хиггинсом.)

Сожительницы военного времени в период любого завоевания сталкиваются с ужасными проблемами. Самая очевидная из них связана с тем, что женщин осуждают за общение с захватчиками или, как в случае с Южным Вьетнамом, с иноземными союзниками. Но в условиях, когда война разрушает экономику и общественные институты, представители гражданского населения совершают отчаянные, порой не поддающиеся осмыслению шаги.

Выдуманная «мисс Сайгон» — новая ипостась «мадам Баттерфляй» — мало чем отличалась от Ле Ли и Муй. Это невинная сельская девушка по имени Ким, которая была обручена, и вскоре ее ждало замужество. В 1975 г. она приехала в Сайгон, где ей встретился современный вариант лейтенанта Пинкертона. Им оказался Крис — рядовой, разочарованный исступленной и циничной похотливостью города. Они с Ким занимались любовью, и оба пережили мощный эмоциональный подъем. Перед вьетнамской церемонией их бракосочетания объявился озлобленный бывший жених Ким: он стал их преследовать. Вскоре после того, как Сайгон пал, Ким и Крис расстались и больше никогда вновь не встретились друг с другом.

К 1978 г. Крис вернулся в Соединенные Штаты. Он женился на Эллен, но его постоянно преследовали воспоминания о Ким. Тем временем она родила от него сына, Тама. Ей приходилось зарабатывать на содержание ребенка проституцией в клубах, где царили пьянство и разврат, — в злачных местах, которые ненавидел Крис, когда жил в Сайгоне. Она мечтала о встрече с Крисом, надеясь, что однажды он вернется и освободит ее.

Друг Криса Джон начал кампанию по воссоединению родившихся в Азии от американцев детей с их отцами. Крис и Эллен приехали к нему в Сайгон, где Эллен узнала о Ким, а Ким узнала об Эллен. Встреча обрекла на муки их всех, потому что Крис понял, что любит обеих женщин. Ким оценила ситуацию и решила, что Там будет по-настоящему счастлив в Соединенных Штатах со своим отцом. Как и мадам Баттерфляй, она кончает жизнь самоубийством.

Жизненный путь «мисс Сайгон» оказывается не таким изменчивым, как судьба Ле Ли или Муй, но только потому, что создатель мюзикла избегал запутанных сюжетных линий и скучных деталей, стремясь к достижению драматической кульминации и развязки. В действительности она тоже могла бы влачить жалкое существование и закончить жизнь измученной, поседевшей и состарившейся, как Ле Ли, Муй и несметное число других женщин, образы которых не столь обаятельны, как образ мисс Сайгон, но гораздо более правдоподобны.

Рабство черных африканцев в Америке было настолько «особым» институтом, что оно и по сей день отбрасывает мрачную тень на историю страны{184}. С самого начала XVI в. вплоть до его отмены в XIX в. рабство негров определялось традицией и местными обычаями, политическими и экономическими реалиями и обстоятельными законами штатов, известными под названием «Черные кодексы». «Черные кодексы» регулировали положение рабов (а также свободных и освобожденных негров), эти законодательные акты постоянно пересматривали и совершенствовали каждый раз, когда возникали новые ситуации и новые проблемы. Так, например, «Черные кодексы» объявляли вне закона сексуальные отношения между представителями разных рас и «жуткий» побочный продукт таких связей — детей смешанного происхождения. Когда стало ясно, что законодательство не в состоянии решить эту проблему, «Черные кодексы» были изменены с тем, чтобы наказывать нарушителей, а также — что было особенно печально — их потомство. В конечном счете «Черные кодексы» определили последствия, которые ожидали нарушителей запрета на межрасовые сексуальные отношения.

Рабство в Новом Свете основывалось на псевдонаучных и псевдорелигиозных взглядах на расовую принадлежность, суровость системы рабовладения оправдывалась тем, что Господь предоставил белой расе право господствовать над расой негроидной. Считалось, что негры подобны детям, в плане продолжения рода их уподобляли животным, их поведение было принято считать аморальным. Даже в Библии сказано о том, что чернокожие африканцы, сыны Хама, должны находиться в услужении.

В связи с этим рабам систематически отказывали в правах, даже в праве на жизнь. Так происходило не только потому, что разъяренные хозяева или надсмотрщики могли их замучить или запороть хлыстами до смерти. В XVIII и XIX вв. многие плантаторы во Французской и Британской Вест-Индии, и в меньшей степени в Соединенных Штатах, придерживались того мнения, что наиболее продуктивно рабы работают тогда, когда им дают минимальное количество пищи, самую дешевую одежду и крышу над головой, безжалостно заставляя их с раннего утра до позднего вечера обрабатывать плантации сахарного тростника, риса или хлопка. Эти истощенные и доведенные до состояния животных мужчины и женщины умирали в среднем через семь лет после прибытия из Африки, потому что было дешевле заменять их новыми рабами, чем заботиться о продлении их жизни за счет обеспечения им лучших условий жизни и труда. В романе «Хижина дяди Тома» Гарриет Бичер-Стоу отразила такой подход в образе порочного отрицательного героя Саймона Легри, систематически издевавшегося над рабами, которые тяжело работали под палящими лучами солнца на его хлопковой плантации в Луизиане.

Чаще применялись менее жестокие системы отношений с рабами. Однако не существовало никаких гарантий того, что добрый господин, столкнувшись с финансовыми трудностями, не продаст своих рабов более жестокому хозяину. Даже самые прилежные рабы могли внезапно оказаться «на аукционе, где их продавали тому, кто предлагал лучшую цену, а потом навсегда далеко увозили от тех, кто был им дороже жизни, — любимой жены и нежных, но беспомощных детей», горько жаловался один бывший раб{185}.

Такая незащищенность лежала в основе рабства определенной расы. Положения «Черных кодексов», ограничивавших права и свободы чернокожих, распространялись даже на свободных или освобожденных негров, а также на людей смешанного происхождения.