В исторической науке прославились Ата Малик Джувейни (1226-1281), высокопоставленный сановник при ильханах, автор «Истории миропокорителя», написанной очень живо, и прежде всего великий корифей Рашид ад-дин (1247-1318), которому мы обязаны «Всемирной историей» [Сборником летописей] — первым в мире произведением, имеющим право называться историческим в современном смысле слова. Более скромное место рядом с ним занимает Вассаф (ум. 1317), часто впадавший в пафос.

Тебризская школа миниатюры была рождена Багдадской школой, о которой всегда говорят, что монголы её уничтожили, и которая тем не менее была известна при Джалаиридах, особенно ей покровительствовали Увайс (1358-1374) и Ахмед (1382-1410). Ей мы обязаны прежде всего такими рукописями, как багдадская «Калила и Димна», иллюстрированная 74 миниатюрами, которые датированы 1392 г. (Французская Национальная библиотека), и «Маснави» Хаджи Кермани за 1396 г. (Британская библиотека, Лондон). Правда, многие художники из аббасидской столицы отправились искать убежище в Сирии и в Египте, где вдохнули новую жизнь в старинную школу, о которой мы почти ничего не знаем, а другие, ещё более многочисленные, были переселены в столицу ильханов. Там они определённо встретились с китайскими художниками, оказавшими на них фундаментальное влияние, побудившими «арабский» стиль эволюционировать, привнёсшими в него новые мотивы, такие, как пион, узловатые стволы деревьев, несущиеся облака, и сделавшими из этой живописи то, что позже стало классической иранской миниатюрой («Маджму'а-и Рашидийя», ок. 1310, Париж, Национальная библиотека; «Джами ат-Таварих», 1314, Лондон и Эдинбург; «Шахнаме», 1320-1336, Вашингтон).

Такое же китайское влияние с теми же мотивами сказалось и на керамике, роскошной, но в то же время нежной, тонкой, изысканной, производство которой тогда достигло одной из высших вершин.

ИРАН ПОСЛЕ ИЛЬХАНОВ

Падение ильханов привело к отделению Малой Азии от Ирана и к распаду последнего, в результате чего возникло множество независимых государств, иногда находившихся под номинальной властью ханов чингизидской крови. Монголы сохранили власть только, с одной стороны, в Ираке и в Западном Иране в лице потомков Джалаира, сначала обосновавшихся в Багдаде, потом, с 1358 г., овладевших Тебризом, единственным мало-мальски примечательным представителем которых был Увайс, царствовавший с 1358 по 1374 г.; с другой стороны — в Мазандаране (Бистам, Дамган, Семнан), где основали Астарабадский эмират. Но соседями Джалаиридов были две туркменские конфедерации, пришедшие с сельджуками или с монголами, о которых начали говорить ещё на рубеже 1340 г. и которые различались цветом шерсти стад либо тотемов — чёрных и белых: «чернобаранные», Кара-Коюнлу, которые сделались хозяевами Мосула, Синджара, а в 1388 г. и Тебриза, и «белобаранные», Ак-Коюнлу, кочевавшие в Верхней Месопотамии. На западе и юго-западе страны в Ширазе, Йезде, Исфахане, Кермане властвовала сильно иранизированная арабская династия Музаффаридов. Персы смогли вернуться к власти только в восточных областях. Они сделали это в Сабзаваре, создав исламскую шиитскую республику сербедаров, и в Герате в лице Куртов, или Кертов, господствовавших в Афганистане. Курты были старинным родом, из которого выходили наместники (малики, «цари»), служившие и монголам, которые признали в 1253 г. за ними их должности, и Курты чрезвычайно ловко сумели пройти сквозь все кризисы. Когда через четыре года после смерти Абу Саида, в 1340 г., их князь Муизз ад-дин Пир Хусейн (1332-1370) посмел провозгласить себя султаном, это вызвало негодование и резкую реакцию Чагатаидов (таджик — султан!), и Пир Хусейн был вынужден признать их верховенство.

Раздробленность Ирана, продлившаяся недолго — каких-нибудь двадцать пять лет, — привела к упадку экономики и культуры и способствовала интервенции Тамерлана. Во время этого междуцарствия в степях и разразилась Великая чума 1348 г., опустошившая старый мир вплоть до Западной Европы, но, похоже, Иран она поразила не так сильно, как другие регионы мира.

ЧАГАТАЙСКОЕ ХАНСТВО

Из всех чингизидских ханств Чагатайское в наибольшей мере сохранило верность ясе, но оно состояло из двух частей, слишком разных, чтобы сохранять единство. На севере оно было страной степей, кочевников и шаманизма, на юге, в Согдиане, — страной крестьян и горожан, глубоко исламизированных, где повсюду ожили города, хотя они были разорены завоеванием и порой ещё подвергались набегам ильханов (например, Абага в 1279 г. совершил набег на Бухару). Марко Поло, проехавший через Бухару, увидел в ней «лучший город всей Персии»,[5] а Джувейни даже заявил, что ей нет равных в мире. В Чагатайском ханстве, как везде и, может быть, более чем где-либо, кочевники презирали оседлых и воспринимали их как лёгкую добычу. Последние могли стать жертвами агрессии даже в Иране, если за них не вступались власти. Известно заявление Газана, обращённое к главам монгольских племён: «Вы хотите, чтобы я разрешил вам грабить таджиков. Но что вы будете делать после того, как убьёте быков и уничтожите посевы? Если вы придёте ко мне с вопросом, на что вам жить, я вас строго накажу». В Чагатайском ханстве такая решительность встречалась редко, и орды порой нападали на города. Кебек (1320-1326) пожелал, чтобы эта практика прекратилась. Он решил, оставаясь в душе кочевником, стать горожанином, объявив при этом, что каждый год будет посещать племена. Это было мудро. Его преемник Тармаширин (1326-1333) захотел пойти дальше и стал мусульманином. Его орды не потерпели этого. Они восстали, выбрали-антихана Чангши (1334-1338), и в результате ханство раскололось, а власть рухнула. На севере кланы вновь обрели независимость, на юге таджики сочли, что вправе больше не считаться с «монголами», фактически тюрками. Это продолжалось до появления сильных лидеров: в степях — Тоглук-Тимура (провозглашён ханом в 1347), в Согдиане — эмира Казгана (1346-1357). Первый намеревался восстановить единство государства. Он принял ислам, воспользовался кончиной второго, чтобы в 1360 г. напасть на его страну, привлёк нескольких эмиров на свою сторону, обратил других в бегство, вернулся в степи и в 1363 г. умер. Через два года его сын был вынужден склониться перед одним из князей, которые прежде примкнули к отцу, перед человеком, говорившим по-тюркски, претендовавшим на происхождение от монголов и отдалённое родство с Чингис-ханом, — перед неким Тимуром, который, по рассказам, с тех пор как стал хромым, ленг, гордо выставлял напоказ это увечье, так что его уже называли не иначе, чем Тимур Ленг, откуда наше «Тамерлан». В 1370 г. этот человек, проживший авантюрную и скандальную молодость, добился, чтобы в Балхе его провозгласили Великим эмиром.

ТАМЕРЛАН

Хотя оба были великими завоевателями и ответственны за массовые убийства, Чингис-хана и Тимура сравнивать нельзя. В них всё противоположно, и если фигура первого с трудом поддаётся анализу, у второго остаётся непонятной психология, настолько непоследовательно он себя вел. Упомянем здесь лишь одно из различий. Идеалом первого был мир во всём мире, он хотел объединить последний и построил империю. Второй утверждал, что сражается за ислам, и создал не что иное, как царство — тимуридский Иран, поскольку нельзя сказать, чтобы все страны, через которые он просто прошёл, вошли в состав одного государства.