— Воистину Нет! — благоговейно откликнулись пустоверы.

* * *

Вершину Шапки скрыла плотная бурая туча пепла. Ее раз за разом полосовали молнии. Вулкан глухо урчал. Почва дрожала. Временами раздавались взрывы, и выплюнутые горой обломки базальта падали на склоны. Тропинки превратились в оползни; сдвинулись и заскользили валуны, отлежавшие бока за долгие сотни лет. Все живое в ужасе бежало прочь — куропатки, суслики, змеи, ящерицы, пауки и многоножки бросили обжитые места и удирали куда подальше.

Зеленая ящерка, пережидая камнепад, нашла пристанище под большим камнем, который опирался на другие и нависал козырьком. Черные бисеринки глаз с любопытством уставились на лежащее в укрытии существо. Этот живой, единственный из всех, не спешил покинуть опасную гору. С ним определенно что-то было неладно.

Оползень прогрохотал мимо. Ящерица скользнула по руке непонятного живого и исчезла. Он остался на месте.

Когда Бенга заклинал отсрочку превращения, он надеялся выиграть время и к моменту линьки быть уже по ту сторону Охранного кольца, далеко от Золотого острова. Бегство от смертоносного выдоха вулкана отняло у змеемага все силы. Он так и не пришел в себя после падения. Заклятие исчерпалось, и отложенный процесс линьки начался. Тело Бенги стало меняться неудержимо, быстро и жестоко.

Череда внутренних толчков сотрясла мага, словно подражание зловещим судорогам горы. Вулкан исторгал столб пепла. Бенга лишь слабо кашлял. У него не было сил стонать. Кожа мага вспухла, как дрожжевое тесто, и засохла чешуйчатой серой коркой. Черты лица стали неразличимы, очертания тела сгладились — человек превратился в уродливую грубую куклу. Под веками, намертво слипшимися со щеками, дико вращались белки глаз, хотя снаружи этого нельзя было увидеть.

Воспаленный мозг бредил. Бенга переживал кошмар. С чудовищной скоростью перед ним прокручивались события, картинки и звуки, набившиеся в память за века его жизни. Его били, унижали, убивали, любили. Он убивал, побеждал, проигрывал, горел нетерпением и томился местью. Люди, давно умершие и забытые, вновь оскорбляли его, или пытались подольститься, или жертвовали собой ради него. Мелькнули тени погибших сегодня ночью мальчишек, бледные в сравнении с призраками трехсотлетней давности.

И поверх всего царила Она. Императрица Юга. Древняя великая сука. Прекрасная, мудрая и безжалостная дрянь.

«Что сделаешь ты со мной, когда я постарею?» — небрежно спросил Бенга, трогая подушечкой пальца сосок ее левой груди.

Сосок напрягся. Императрица насмешливо глянула на юного мага Ее смуглая кожа была безупречной, черные кудри пышными, губы золотыми. За прикосновение к ее щеке или мочке уха не жаль было отдать жизнь — а она дарила магу все тело целиком. И даже, кажется, какую-то часть души. Хотя кто может сказать наверняка?

«Ты либо вернешь себе молодость, либо умрешь», — засмеялась она.

Он слишком давно не вспоминал этот разговор.

Превращение плавило его кости и растворяло ткани, чтобы отлить тело в новую форму. Даже в забытьи Бенга чувствовал боль каждой частицей себя и корчился от муки. Боль жизни, страх смерти — ничто для познавшего ужас линьки.

Зачем он стал змеемагом?

Память знала ответ.

* * *

Непривычно красное солнце поднялось в зенит, и идти по воде стало жарко. Монахи устали. Первое время они глазели по сторонам, радуясь новизне. Их изумлял вид морской воды под ногами и увлекала картина зловещей тучи, нависшей над Золотым островом. Затем зрелища приелись. Пустоверы упрямо шли вперед, но вокруг не смотрели и думали только об отдыхе.

На полпути между Монастырским и Золотым они попали в полосу легкого волнения и некоторое время спотыкались об мелкие волны. Хвала Богу Нет, рябь вскоре закончилась. Море было стеклянно-безмятежным. Оно совершенно равнодушно отнеслось к тому, что люди, вопреки обыкновению, не плывут и не тонут, а шагают по его поверхности. Рыбы и прочие обитатели толщи соленых вод и подавно не интересовались тем, что происходит наверху. Их мир ограничивала пленка воды на границе с воздухом. Лишь один подводный житель заметил продвижение отряда монахов, и то не сразу.

Морской змей дремал на глубине, по привычке обвившись вокруг основания острова. Он был недоволен. В предыдущее его пробуждение жизнь казалась веселее. Наверное, близится старость, меланхолично думал змей, возраст которого измерялся эпохами. Впрочем, мысли его не облекались в слова, это были скорее смутные состояния ума. Древнее чудовище тосковало по чему-то, чего более не испытывало. В своей дреме змей почуял странные возмущения магического поля наверху, лишь когда пустоверы почти дошли до Золотого острова.

Чудище пробудилось. Разверзлась в зевке пасть, способная сглотнуть китенка. Холодно замерцали глаза. Вода словно вскипела, когда морской змей одним скользящим движением развернул кольца и устремился вверх.

Руде Хунд шел быстро, задавая темп отряду. Его мысли далеко обогнали тело. В воображении он уже добрался до гавани, пугнул глупца-капитана, взошел на корабль и, скрестив руки на груди, взирал на бурлящие струи Пути праведников прямо по курсу. По его воле «Гордость Севера», в трюме которой Хунда привезли на архипелаг закованным в цепи, направлялась… он пока не решил, куда. Главное — прочь отсюда! Мощь пустоверия братьев и его собственные магические силы требуют выхода в большой мир.

В мечтах северянин как-то упустил, что архипелаг заперт, пока действует магия. Вернее, он толком и не знал этих подробностей. За последние дни на него и так обрушилось слишком много сведений и перемен. И ни сам скороспелый настоятель, ни прочие пустоверы понятия не имели, что ключевой артефакт красуется на пальце Руде Хунда.

Из грез его вытряхнули грубо и действенно. Вода перед монахами забурлила, и в фонтане брызг над ними вознеслась громадная змеиная голова на длинной шее. Несколько пустоверов завопили от неожиданности и ужаса. Тотчас вода под их босыми ступнями потеряла упругость холодца, стала обычной жидкостью. Двое монахов провалились в море — один сразу пошел ко дну, второй барахтался. Во всем отряде, может, пара человек умели плавать — но не эти. Чудовище разинуло пасть, обнажив частокол зубов, похожих на кривые сабли.

Хунд за доли мгновения оценил обстановку. Столь огромная тварь явно имела магическую природу. А значит…

— Не верю! — возгласил брат Руде и простер к зубастому ужасу руку со сложенными в знак ничтожества пальцами. — Силой Бога Нет — изыди! Прочь! Тебя здесь нет!

Позади него нестройно завопили разные отрицания монахи. Настоятель шагнул вперед:

— Не верю! Нет! Не верю! — повторял он.

Голоса пустоверов слились в слаженный хор. Кто-то один хлюпал, вытаскивая ногу из воды и с трудом утверждаясь на поверхности, но большинство и думать забыло о том, что именно у них под ногами. Привычка к совместным отрицаниям взяла верх.

— Нет! Не верю! Нет! — скандировали монахи.

Морской змей не понял, что произошло. Вот только что перед ним была желанная добыча, которую можно напугать и сожрать, насладившись сполна и ее страхом, и плотью. В следующий миг в него ударил незримый мощный луч. Змею показалось, что он теряет зрение, слух и прочие чувства. На самом деле он потерял разум. Неверие людей лишило его магической подпитки, а без магии он был растением. Плюхнулась в воду враз одеревеневшая башка. Разошлись круговые волны, и на поверхности стало тихо. Тяжелые плети огромной лианы медленно погружались все глубже и глубже.