Вскоре та же бесславная участь постигла и союзников. 10 марта Первая Заднепровская бригада Н.А. Григорьева – бывшего штабс-капитана царской армии, офицера войск Рады и гетмана, перешедшего на сторону Советской власти – изгнала французские и греческие части из Херсона, 14 марта – немецкий и греческий гарнизоны из Николаева, а 6 апреля вступила в Одессу. В тот день из этого крупнейшего черноморского порта совершила исход первая волна эмигрантов (включая Бунина. Алексея Толстого), бежавших вместе с подразделениями Добровольческой армии в Константинополь.

Теперь Директория контролировала (да и то неизвестно – надолго ли) территорию лишь двух губерний – Киевской и Подольской, да восточные уезды Волынской (западные уже захватили польские легионеры).

Становилось слишком очевидным, что украинские «незалежность и самостийность» исчерпали себя. «Национальная идея» больше не находила поддержки у населения края, отдавшего в конце концов предпочтение Советской власти.

Казалось бы, теперь Польше ничего не стоит нанести последний, окончательный удар по жалким остаткам вооружённых сил Директории и ЗУНР. Однако Пилсудский не пошёл на то по двум причинам. Во-первых, ему, Начальнику государства, пришлось смирить гордыню и передать 20 февраля свою диктаторскую власть Законодательному сейму. Только благодаря тому Пилсудскому удалось добиться официального признания стран Антанты: 24 февраля – Франции, 25 – Великобритании, 27 – Италии. Признания, которого он тщетно добивался с 16 ноября 1918 года, когда разослал во все европейские столицы телеграммы о воссоздании Польской Республики.

Во-вторых, Пилсудский решил воспользоваться весьма благоприятной, как он полагал, ситуацией, сложившейся на Парижской конференции. Мирный договор с Германией, среди прочего призванный определить и её новую, заведомо и намеренно усечённую территорию, пока ещё не был подписан. Только вырабатывался и обсуждался с безуспешно пытавшейся сопротивляться делегацией поверженной страны.

Следовательно, считал Пилсудский, необходимо как можно быстрее поставить под контроль Варшавы де-факто все те земли, о возвращении которых поляки мечтали полтора столетия. Тем самым восстановить Польшу в границах 1772 года, до разделов, в виду некоей, весьма неопределённой федерации. Включившей бы и собственно Польшу, и Литву с Белоруссией, и Украину. А помимо них – и давно утраченные Познаньщину, Силезию, Данциг, Западную и Восточную Пруссию. Словом, воссоздать Речь Посполитую, от моря Балтийского – до Чёрного.

Выполняя приказ Начальника государства и своего Верховного Главнокомандующего, польские легионы устремились прежде всего на запад. Сумели захватить почти всю Познаньщину небольшую часть Верхней Силезии, пробиться к морю у Данцига. Столь откровенная агрессия против и без того поставленного на колени соседа вызвала в Германии не только справедливый гнев, но и стремление отстоять свои земли. Дело дошло до того, что Совет Четырёх (премьеры Франции – Жорж Клемансо. Великобритании – Дэвид Ллойд Джордж, Италии – Витторио Орландо и президент США – Вудро Вильсон) вынужден был всерьёз учитывать возможность польско-немецкой войны. И, дабы защитить своего союзника, срочно перебросил в Польшу из Франции семидесятитысячную армию генерала Юзефа Халлера (её сформировали из американцев польского происхождения, сражавшихся на Западном фронте в составе германских вооружённых сил), а из Одессы и Мурманска – остатки корпуса генерала Довбор-Мусницкого. 14 февраля Совет Четырёх поручил маршалу Фошу установить демаркационную линию между немецкими и польскими войсками, но «не предрешая будущих границ Германии и Польши».

«Повторяю Вам своё мнение, – вынужден был несколько позже, 31 мая, растолковывать Пилсудский своему премьер-министру И. Падеревскому, – до урегулирования вопроса наших западных границ мы на девять десятых зависим от доброй воли Антанты… Только после урегулирования этих дел мы станем первостепенной силой на Востоке, с которой каждый, не исключая Антанты, будет считаться. Тогда будет легко, используя любые предлоги, которые всегда найдутся, решить дела в свою пользу».104

Стремясь хоть как-то разрядить опасную для только что установленного в Европе мира обстановку, британский министр иностранных дел Артур Бальфур 19 марта предложил «немедленно приступить к установлению этнографических границ Польши, чтобы (Парижская) конференция, подойдя к вопросу о Львове и нефтяных источниках Восточной Галиции, имела уже перед собой беспристрастные суждения. В случае, если бы перед Советом (Четырёх) предстала украинская делегация, Совет, прежде чем выносить решение, имел бы в своём распоряжении рекомендацию со стороны беспристрастного органа».105

Выработку именно такой, наиболее объективной, границы Польши (как с Германией, так и с Литвой, Белоруссией и Украиной), поручили немедленно созданной комиссии под председательством бывшего Генерального секретаря МИД Франции Жюля Камбона, однако её предложения сразу же породили резкие разногласия. Так, Клемансо настаивал на восстановлении «исторических пределов» Польши. Второй член Совета, Ллойд Джордж, занял диаметрально противоположную позицию.

«Поляки, – указывал он, – требуют присоединения трёх с половиной миллионов жителей Галиции. Против этого можно возразить только одно: Польша не должна поглощать население, которое не является и не хочет быть польским… Когда я вижу, как малые народы, не успевшие ещё сами вкусить сладость свободы, уже стараются подчинить себе других, моё сердце переполняется горечью. Эти народы /британский премьер имел в виду не только Польшу, но и Чехословакию, – Ю.Ж./, верьте мне, большие империалисты, чем Англия или Франция». 106

Зная о поддержке Клемансо, Пилсудский отказался от прежней военно-политической стратегии. Решил действовать не только на западе, но и на востоке. Поспешил урвать сколь можно больше земли как у Германии, так и у столь ненавистной ему всегда бывшей Российской Империи. Армия Халлера продолжала боевые действия против ЗУНР. Одновременно одиннадцать дивизий готовились к наступлению по двум направлениям. Северному – на Вильну, а также на Лиду и Молодечно. И южному – на Барановичи и далее на Минск и Пинск.

Вспоминая о тех событиях, Ллойд Джордж, два десятилетия спустя, писал:

«Польша снова вообразила себя безраздельной хозяйкой Центральной Европы. Принцип самоопределения не соответствовал её домогательствам. Она требовала Галицию. Украину, Литву и некоторые части Белоруссии, где население при проведении голосования категорически отказалось бы от польского господства». Польские лидеры «утверждали, что эти различные национальности принадлежат полякам по праву завоеваний, осуществленных их предками… Поляки нашли себе вождя, который очень хорошо подходил для предъявления требований, основанных не на справедливости, а на силе, и для которого патриотизм был единственным критерием права». Пилсудский, по словам Ллойд Джорджа, «отдавал все силы своего ума и воли политика территориальной экспансии при помощи оружия».107

Британский премьер не преувеличивал, отнюдь. Действительно, Пилсудский вызывающе игнорировал существование к востоку от Польши иных государств. Провозгласивших независимость одновременно с нею, со своими правительствами – как демократическими, так и советскими по форме. Лишь не имевшими собственных вооружённых сил, способных остановить агрессора и защитить свой суверенитет.