и, как знать, выставит его за порог, но она, увидев его, только бросила взгляд на его ногу и сказала, подставив локоть:

— Держитесь за меня.

И он растаял. Как старик, которому никогда не предлагали помощь, или как ребенок, который не мог без нее обойтись, или как человек, который очень долгое время притворялся, что он стойкий, железный, что он вполне справится, что никто ему не нужен и любые удары судьбы — обычное дело. Он никогда ни за кого не держался, только за ту старую историю, за свою любовь, за жизнь, которую кто-то поставил на паузу. Он был как кремень, он был железной глыбой. Но сейчас эта девчонка с глазами Лидочки вдруг попала ему этими словами куда-то прямо под дых, в ту дверцу, за которой он замуровал свою сентиментальность и слабость. В глазах защипало, и он глубоко вдохнул, чтобы не расплакаться.

— Спасибо, — с трудом сказал он. — Я Леонид Сергеевич.

— Я в курсе, — сказала Мила. — Пока вы ехали, моя сестрица настрочила мне километра два сообщений. Так что я тоже жажду подробностей. Давайте, держитесь за меня, я очень крепкая, у меня близнецы и мама с Альцгеймером, так что я почти как спецназ.

Они зашли в дом, притащили чемоданы, все говорили наперебой, целовали Лидочку, близнецов, друг друга, тискали собаку, обнимались, помогали Лидочке надеть домашние туфли, искали для ноги Леонида галошу, потом трость, потом решили пить чай и потащили своего гостя на кухню-столовую, где пахло корицей и яблоками и было очень тепло.

Лидия Андреевна почти ничего не говорила, только не спускала с Леонида глаз. Она едва пригубила чай, отказалась от пирога и сказала, что пойдет к себе, потому что устала с дороги. Вера пошла за ней, но она вдруг развернулась и сказала:

— Николай… я забыла ваше отчество, простите. Передайте Леониду, я хочу, чтобы он пришел завтра. Сюда, ко мне. Я буду ждать его вечером.

— Хорошо, я непременно передам, — отозвался он и неловко вскочил, забыв про больную ногу.

— Перчатку я вам не отдам, — добавила она, взяла Веру под руку, и они вышли из кухни.

— Ну, рассказывайте же! — тут же подскочила Ниночка, не успела закрыться кухонная дверь.

— Эй-эй, — возмутился Слава. — Вера велела без нее не начинать.

Ему опять стало неловко, он чувствовал себя как на именинах — они все расселись вокруг стола и рассматривали его. Но, с другой стороны, ему давно пора было рассказать кому-нибудь всю эту историю. Нельзя же носить тайны с собой всю жизнь. А лучших слушателей было бы трудно найти.

Он рассказал им все, как было. Он до сих пор помнил каждую деталь, потому что прокручивал их с Лидочкой короткое счастливое время в голове каждый день, каждый вечер. Если она не снилась ему несколько дней, он расстраивался. Со временем память стерла ее черты, и он не знал, как она изменилась с возрастом, но во сне всегда узнавал ее, как бы она ни менялась. Он рассказал, как приехал в ее поселок, рассказал про своих тетушек, про их дом, про то лето и про выпускной, куда он попал совсем случайно. Про платье, похожее на цветок.

— Надо же, — вздохнула Ниночка, которая все время смотрела на него огромными восторженными глазами. — А я не видела никогда у бабушки такого платья. Хотя она всегда хранит особые наряды. У нас сейчас целый шкаф нарядов, связанных с важными событиями. Мы их перебираем и вспоминаем, что когда было. Доктор говорит, это полезно. Но розового платья я не видела.

— Видела, — сказала Вера. — На фотографии. В синем альбоме есть несколько снимков. Только оно там не розовое, оно там белое. Там все черно-белое. Старые карточки, почти рассыпались от времени. Мы все собирались их оцифровать, да руки никак не доходили.

— Ой, да? Завтра полезу искать альбом! Как интересно! А дальше, Леонид Сергеевич? Что было дальше?

Дальше он рассказал про актовый зал, как он старался не упустить хрупкую Лидочку из вида, как потом она исчезла, словно Золушка, а он побежал искать ее и боялся, что не найдет. Про то, как разразилась гроза и ливень. Про разбитые коленки. Про то, как он нес ее на руках. Про закатившуюся медаль.

— Медаль? — насупился Дима. — А не ее ли наша бабушка искала тут как-то в ночи, учинив дивный погром? Кто-нибудь знал про медаль?

— Она говорила нам про нее, когда мы еще были маленькие, хотя нет, это папа говорил, ставил нам ее в пример, но самой медали мы не видели. — Вера пожала плечами. — Аттестат есть, с отличием, в коробке с документами и дипломами, а медали никогда не было. Я однажды спросила маму, а она отмахнулась, сказала, Мишенька с ней играл, и она затерялась. А она как будто и не расстроилась, подумаешь, большое дело — золотая медаль.

— На самом деле большое, — тихо сказал Леонид. — Она очень старалась ее получить. Ей было важно. Ради отца. Она очень сильно его любила. Хотела быть самой лучшей дочерью.

— А вот заиграть золотишко — вполне в Мишенькином репертуаре, — хмыкнул Дима.

— Да подожди ты. — Вера толкнула его локтем. — Так вы знали нашего дедушку? Андрея? Маминого папу?

— Да, — кивнул Леонид. — Мы часто виделись у него на аэродроме, он даже катал нас с Лидочкой на самолете.

— Так это были вы! — подскочила Мила. — Вы были на той фотографии!

— На какой фотографии? — не понял он.

— Вы когда-нибудь фотографировались с мамой? — спросила Вера.

Он задумался, а потом улыбнулся и кивнул.

— Да, мы однажды были с ней как раз на аэродроме, и нас снимал смешной такой лохматый парнишка, вроде корреспондент газеты или что-то такое. На фоне самолета ее отца. Снимал, точно! Но фотографии у меня никогда не было.

— А у нас была, — вздохнула Вера.

— Не начинай, я тебя умоляю! — вдруг подскочила Мила. — Вы с мамой и так отрастили мне комплекс вины размером с Тихий океан из-за этой фотографии!

— Она ее порвала, — пояснила Вера, кивнув на сестру.

— Мне было пять лет. — Мила запустила в нее кухонной рукавицей.

— Мама тогда плакала, — сказала Вера, продолжая смотреть с укором. — А она ведь почти никогда не плакала.

— И конечно, я во всем виновата!

— Да ладно вам уже, — отмахнулась от них Ниночка. — А что потом, Леонид Сергеевич? Что дальше? — От нетерпения она забралась с ногами на стул.

И он стал рассказывать дальше. Он говорил и говорил, и время текло одновременно и там, в прошлом, и здесь, за этим столом, и когда он, наконец, добрался до их встречи в Турции, оказалось, что уже