Она увидела, как Логан вырвал длинный жесткий стебель тростника – он в изобилии рос в овраге, – вынул из кармана заостренный обломок кости, подобранный на древней звериной тропе, и ветвью лианы примотал его к концу тростниковой палки.

– Копье! – победно провозгласил Логан.

Неожиданно сверху посыпался песок, полетели камни.

Охотники!

Не говоря ни слова, Логан увлек девушку обратно в заросли. Беглецы затаились.

«Если уложу одного, – думал Логан, сжимая первобытное оружие, – смогу забрать его копье и атаковать остальных. Так и расправлюсь со всеми».

Но внутренний голос подсказывал, что вскоре придут другие. Так и будут преследовать беглецов – тройка за тройкой, пока не убьют. Если бы Дойл тогда в пустыне застрелил и его, и Фрэнсиса, все новые и новые песочники продолжали бы гнать беднягу. Система поддерживает охотников, а не жертву.

Их не одолеть.

Вдалеке появились масаи. Держась кучкой и осторожно двигаясь по песчаному дну оврага, сильные и опытные охотники точно знали: здесь прячется измотанная бегством добыча.

Острыми копьями они прощупывали каждый камень, каждый выступ, искали беглецов под деревьями, под кустами. Опять выпала удача – поразмяться, поскакать верхом, выследить преступников и убить.

Их главного звали Дума, что на местном языке значит «гепард». Высокий и худой, как все его соплеменники, прямой как жердь, он восседал на боевом муравье. За спиной болтались скрученные жгутом волосы, грудь и лоб покрывали выпуклые племенные рубцы[9]. Искусный охотник, чье копье не знало промаха, Дума не пропустил еще ни одну живую мишень.

Он был сыном вождя Ньеки и гордым отцом юноши, который ехал рядом. Восемнадцатилетний красавец Свала, получивший свое имя от газели, охотился впервые, но отец знал – сын не подведет.

Третьим был Ньяти, то есть буйвол. Старая ищейка, знавший каждый куст, каждый камень, каждый пригорок на равнине Серенгети.

Два опытных охотника и храбрый юноша, который надеялся в тот день стать мужчиной.

Дума улыбнулся. Первого беглеца, как старший, он возьмет на себя. Таков обычай. Второго оставит сыну. Ньяти согласился. Старый охотник должен был уступить. Скольких он убил до этого дня, скольких поразит еще – не сосчитать.

Муравей, на котором скакал Дума, внезапно остановился, и его гигантские усы с клацаньем повернулись в сторону зарослей у склона оврага. Охотники насторожились, замерли, прощупывая глазами каждую пядь откоса.

– Отец, вон там! – крикнул Свала, указывая на Джессику. – Одного вижу! За камнем.

Девушка с достоинством выпрямилась и, казалось, приготовилась принять смерть.

В солнечных лучах, пробивавшихся сквозь листву, блеснул наконечник копья, Дума поднял руку, однако метнуть его не успел. Тростник с обломком кости на конце, шипя, вонзился в покрытую шрамами грудь всадника, и тот беззвучно выпал из седла.

– Отец, отец! – испуганно крикнул Свала.

Боевой муравей под ним дернулся, но юноша быстро его усмирил.

Не обращая внимания на юнца, Логан бросился к Ньяти, за ногу стянул его с седла и выбил копье. Резкий удар по темени – и оглушенный масаи оказался на земле. Логан подхватил упавшее оружие. Еще миг – и оно вонзится в бронзовую спину поверженного охотника, но тут раздался крик девушки:

– Марабунта!

Муравей Думы изготовился к атаке. Гигантское насекомое поднялось на дыбы, его черно-красное тело нависло над Логаном, острые блестящие усы рассекали воздух.

Логан отскочил, однако гигантский ус все-таки распорол ему левое плечо. Для окончательной расправы марабунта разинул челюсти, Логан, изловчившись, здоровой рукой запустил копье прямо в глаз необычного существа.

Невероятно – из раны посыпались искры, повалил дым, монстр взбесился и принялся беспорядочно молотить всеми конечностями направо и налево.

«Робот, – удивился Логан, – эта штука – просто робот!»

Слетевший с катушек марабунта левым усом вышиб из седла Свалу. Падая, тот ударился головой о камень и потерял сознание. Еще секунда – и обезумевшее насекомое уничтожит мальчишку.

Логан бросился наперерез и копьем Свалы ткнул муравья в самое уязвимое место – между брюшком и грудью. Гигантское насекомое нелепо закружилось, завертелось и наскочило на крутой откос. Раздался взрыв, во все стороны полетели обломки искореженного металла. Механические внутренности вывалились наружу. Все стихло.

Логан опустился на колени рядом с юношей. Джессика уже осматривала его голову.

– Рана не опасная.

Все это видел Ньяти. Видел, как отважный белый человек расправился с марабунтой, как защищал Свалу и спас ему жизнь.

Ньяти все видел и все запомнил.

Он никогда не забудет.

«Другая» Джесс

Дорога к поселению масаев, пролегавшая по раскаленной равнине, Логана измотала. Под лучами послеполуденного солнца горело пострадавшее плечо. Самодельная повязка задубела от запекшейся крови. Джессика, конечно, промыла рану водой из фляги, но больше ничем помочь не могла. Оставалось терпеть до деревни.

На одном муравье ехали девушка и Свала – оглушенный и безучастный ко всему. Другим механическим насекомым управлял Логан, а рядом по траве, высоко вскидывая мускулистые ноги, легко бежал Ньяти. Он благоговел перед Логаном и почитал за честь, что тот оседлал его марабунту.

На дальних подступах к деревне всадников окружила стайка чернокожих ребятишек. Они раскрыли рты от удивления: преступники – живые, да еще верхом на муравьях! Такого прежде не бывало!

Солнце клонилось к закату, и знойный день сменился африканским вечером, когда путники наконец добрались до хижины вождя.

Толмачом будет он, Ньяти, потому что говорит и на английском и на суахили. Он все расскажет вождю про белого героя.

– Вы ждать здесь, – шепнул старый охотник, подталкивая вперед медлившего на пороге Свалу.

Внук старейшины, как провинившийся ребенок, не мог поднять глаз. Мертвый отец лежит на дне оврага, а его сын так и не стал мужчиной. Будь проклят этот день!

Джессика и Логан остались снаружи. Вокруг них по-прежнему толпились молчаливые любопытные детишки, а поодаль, ожидая мудрого решения вождя, собрались озадаченные взрослые.

– Что с нами будет? – спросила Джессика.

– Пока не знаю. Если вождь решит отблагодарить меня за спасенного внука – выживем, если посчитает убийцей сына – умрем. Пятьдесят на пятьдесят.

– Рана опять кровоточит, – нахмурилась девушка.