оранжерее и велела принести свой модный английский чай. Тереза казалась так же свежа, как при первой их встрече девять лет назад. Даже не сосчитать, сколько мужей назад это было.

Она взяла Николь за руку.

— В последнюю нашу встречу вы с вашей чудесной Ментиной отчаянно удирали из Парижа. Вы утверждаете, что ваша жизнь скучна по сравнению с моей, но на самом деле это у вас все время происходит нечто невероятно драматическое. Расскажите же мне все последние сплетни!

— Да все как обычно. Дела мои не то что пошатнулись, а уже на коленях, и весь город смакует мое крушение. По их мнению, я это полностью заслужила своим дерзким намерением прокормить себя работой.

— Ай-ай-ай, дорогая моя. Я вижу ту искорку, что осталась от моего деревенского светлячка?

— У меня бывают успехи, но и крах всегда бродит где-то поблизости.

— Вы о своем друге генерале Марине?

— Так-то вы не знаете городских сплетен?

— Слыхала я, как вы в одиночку отбивались от десяти русских мародеров, как вас спас их красавец генерал, и с тех пор он покупает ваше вино как воду и таскается за вами как щенок.

— Вы очень, очень ошибаетесь.

— Не думаю, cherie. Это он сам мне и рассказал.

— Вы хотите сказать, что он — очередное имя в длинном списке ваших жертв?

— Алексей? Он мой друг… даже уже не помню, с каких времен. Да не смотрите на меня так, не в этом смысле друг. Конечно, попытаться надо было, но он слишком переполнен понятием чести для чего-либо подобного.

Вопреки всему, Николь захлестнуло облегчение.

— Может, сменим тему?

— Так вы все-таки в него слегка влюблены. Как и он в вас, хотя изо всех сил старается этого не показывать. Послушайте, я его хорошо знаю. Он женат и, в отличие от большинства мужчин, до конца верен слову, каково бы ни было искушение. Его жена в нем нуждается, и он ни за что не отдаст ее в сумасшедший дом, хотя, видит бог, ей бы там было лучше всего. Она совершенно не в себе с тех пор, как их сын умер на руках у Алексея на поле боя. Он смотрел, как мальчик истекает кровью, и ничего не мог поделать. Говорят, он рыдал как ребенок, а его жена, когда ей рассказали, лишилась чувств и с тех пор напоминает ходячего мертвеца — жива, но безжизненна.

Все встало на свои места. А он ей по-всякому пытался намекнуть. И в тот день на площади, когда видел ее с Ментиной по дороге в одежный магазин, и когда на его рисунке недоставало шестого утенка. И в глазах у него всегда страдание.

— Он хотел вам помочь, но не хотел, чтобы вы знали.

— Не понимаю. Во всей Франции нет человека, который желал бы моего провала больше, чем Жан-Реми, а Алексей сделал все, чтобы помочь тому в достижении этой цели.

— Позвольте мне немножко подтолкнуть ход событий, — сказала Тереза.

Николь не успела возразить, как подруга пронеслась через большой бальный зал и распахнула двери в соседнюю комнату.

— Я вас оставлю поболтать, — сказала она.

У камина в напряженной позе сидел Алексей. Он вскочил на ноги.

— Завтра я уезжаю в Париж, потом дальше, к границе и в Россию. Хотел объясниться.

— Надо было мне сказать, что у вас семья.

Даже для самой Николь оказалось неожиданным, что сперва она заговорила об этом, а не потребовала с него ответа за то, что он переметнулся к Моэту.

— Я не хотел разрушать очарование…

— Я рада, что у вас были добрые намерения.

— Мне Тереза кое-что передала, — сказал он.

Вот тут она и увидела кожаный мешочек на кресле, где сидел Алексей.

— Ожерелье Терезы, подарок царя! Как вы его раздобыли? Последний раз я его видела, когда запирала у себя в ящике стола.

— Она сказала, вы у нее его украли, так что она его вернула себе. Не спрашивайте меня как. Другого, кто настолько превосходил бы меня в умении маневрировать, я за всю свою армейскую службу не встречал. Не сердитесь. Я боялся, что вы мне не поверите, и Тереза сказала, что это поможет. — Он протянул ей кожаный мешочек. — Вот доказательство, что я на вашей стороне. Вы знаете, я мог этим купить себе множество милостей или продать ожерелье Моэту. Но оно должно быть у вас.

Николь взяла ожерелье, не до конца уверенная, что генералу можно доверять.

— Какого черта вы делали у Жана-Реми?

— Он меня пригласил, и я принял приглашение. Я видел, как вы боретесь, как весь город ополчился против вас, как один из самых могущественных виноделов в стране намерен любой ценой вас повергнуть, и я хотел чем-нибудь помочь. Моэт полагает, что я буду действовать в его интересах, чтобы он организовал поставки своего шампанского в Россию прежде, чем вам придет в голову та же идея. Он верит, что я помогу ему обойти торговую блокаду, и это позволяет вам выиграть время. По правде говоря, у меня не так много влияния, как он думает, если речь идет о вопросах торговли.

Николь посмотрела на ожерелье и улыбнулась. Оно может оказаться самым сильным ее козырем.

— Вот это обеспечит вам необходимое влияние. — Она резко встала, стараясь целиком сосредоточиться на этой идее и рассмотреть этот многообещающий со всех точек зрения ход. — Я правильно понимаю, что вы — один из самых доверенных генералов царя? По крайней мере, вы вхожи в ближний круг и можете передать ему сообщение, когда остальные будут покорно ожидать аудиенции?

— Да, во дворце для меня открыты многие двери.

Впервые за долгое время Николь вздохнула с облегчением — значит, не зря она доверяла своему сердцу Она правильно оценила Алексея, когда они шли в ту ночь по погребам и она показала ему драгоценные ремюажные столы.

Она положила ожерелье и восторженно закружилась по комнате — наконец-то удача на ее стороне!

— Только скажите, и я что угодно сделаю, лишь бы видеть вас такой беззаботной, — рассмеялся он.

— Царь вряд ли хотел бы, чтобы такой роскошный дар посторонней женщине попал не в те руки. А вы, естественно, как один из его самых верных слуг, можете гарантировать, что этого не случится, если русское правительство окажет мне небольшую услугу.

— И какова будет цена?

— Луи сейчас в Париже, пытается получить аудиенцию у русского посла. Быть может, при помощи этого ожерелья Луи вдруг выяснит, что посол чудесным образом позволяет нам в ближайшие полгода отгрузить в Россию столько шампанского, сколько мы сумеем, несмотря на сохраняющийся