Первые системы газового освещения считались ненадежными, но достойных альтернатив не существовало. Постепенно инженеры упростили конструкцию и в целях безопасности добавили клапаны, перекрывающие ход газу при подъеме температуры. Благодаря нововведению технология распространилась по материку.

Долгое время газ применялся и на кораблях. Системы были громоздкими и хрупкими. Решение нашел джаллиец Мартелло Мелани, придумав электрическую дуговую лампу. Его осветительные приборы по праву заняли место в авиации, хотя в повседневной жизни приживались куда медленнее из-за дороговизны.

На сегодняшний день лишь состоятельные семьи могут позволить себе электричество.

Выдержка из научно-популярного журнала

Всю дорогу Илона Майм говорила о Венетре. Журналистка родилась здесь, исходила любимый город вдоль и поперек и охотно рассказывала про достопримечательности. Казалось, она знала каждый укромный уголок, каждую местную легенду. А красноречием ее наградил не иначе как сам Сладкоголосый Баечник, покровитель писателей и певцов. В устах Илоны оживали самые сухие факты. Внимательно слушал даже Устин Гризек, перестав обдирать заусенцы.

Доктор Мария Гейц изредка поглядывала на парня. Он что-то узнал, и новости буквально грызли его изнутри.

Уже стемнело и постепенно зажигались фонари, когда «рейл» приехал на Торговую улицу. Место было одним из оживленнейших на Венетре. Люди тут сновали с раннего утра и до поздней ночи.

Закат скрыли набежавшие из-за горизонта тучи. Отголоски кроваво-багровых лучей растворялись в мерцании светильников, зеленой листве и разноцветных анютиных глазках, которыми пушились многочисленные клумбы. На газонах лежали длинные тени домов. Глаз радовал характерный для большинства альконских городов архитектурный стиль. Трехэтажные белые башенки по обеим сторонам дороги будто склеили между собой боковыми фасадами. Каждый террасный дом – отдельная квартира или заведение. Лавки и конторы, рестораны и бары толкались стенами, конкурируя за свободные ярды и соревнуясь в оригинальности вывесок.

Мария высунулась из окна экипажа. На углу продавали газеты. У булочной спорили две пожилые дамы. Толстый кот прошествовал мимо кофейни и спрыгнул в подвал, лениво вильнув хвостом.

Дом Илоны находился между кондитерской и антикварным магазином.

– Вас не утомляет шум? – удивилась Мария, выбираясь из экипажа.

– Журналисты не должны избегать внимания. – Илона покинула салон последней и сказала водителю: – Приготовь кофе?..

Он кивнул, запер «рейл» и, позвякивая ключами, открыл дверь хозяйке и гостям.

Илона показала Марии и Устину дом. По мнению доктора – чересчур большой для одного человека.

Первый этаж занимали кухня, столовая, гостиная и веранда. На втором – ванная, кабинеты и хозяйские спальни. На третьем – мансарда и две гостевые комнаты с туалетами. Все оформлено в традиционном венетрийском ключе. Везде – на фоне светлых обоев округлых очертаний темная мебель: массивные комоды, тяжеловесные столы и стулья с ножками в виде звериных лап, застекленные стеллажи с фарфоровыми сервизами и шарообразными статуэтками мопсов.

Повсюду царили нервирующие порядок и чистота. Не хватало только ярких электрических ламп, как в современных россонских больницах. Мария с трудом отделалась от ощущения, будто ходила по палатам. Пустующие каюты «Аве Асандаро» выглядели и то уютнее, чем идеальный дом Илоны.

В коридоре второго этажа висели несколько снимков. Доктор заметила знакомое лицо и остановилась.

– Мой оте-ец, – протянула Илона. – Ныне покойный…

Мария напряженно кивнула. Она наконец-то поняла, почему лицо журналистки вызывало у нее чувство дежавю. Доктор встречала фотографии Маймов в архивах, работая над «Причинами Гражданской войны».

В восьмидесятых годах семья рьяно выступала против Короны. Отец Илоны сражался на стороне восставших. После окончания Гражданской войны он открыл «Венетрийскую правду» и достиг удивительного успеха. Илона унаследовала разросшийся семейный бизнес.

Если она хоть чуть-чуть переняла отцовскую хватку, Мария не зря сочла ее опасной. Никто не знал, как Майм с его антимонархическими взглядами получил разрешение на издание новостной газеты.

– Куда принести кофе, мисс Майм? – на лестнице возник водитель.

Илона указала на кабинет в конце коридора и первой вошла в квадратную комнату с единственным ярким пятном – тяжелыми желтыми портьерами. Здесь она явно не только работала, но и принимала гостей. У камина расположились журнальный столик и четыре кресла, а секретер ютился у окна.

Водитель принялся расставлять чашки.

Мария скользнула взглядом по корешкам книг на полках шкафов: джаллийские философы, греонские либералы, россонские демократы.

«Мечта цензора… – она отстраненно погладила ткань жакета там, где во внутреннем кармане лежал маленький револьвер. – В домаркавинское время, скажем при Рестеровых, за такую библиотеку могли и казнить…»

Устин плюхнулся в кресло у камина, уставившись на водителя; тот недовольно дернул щекой.

– Не уходи далеко, – Илона коснулась его плеча и указала Марии на кресло.

Та села.

Журналистка налила ей кофе, и Марию кольнуло ощущение чудовищной нелогичности происходящего. Она почувствовала подвох в приглашении Илоны еще в доме подполковника Микаила Цейса, достопочтенного виконта Орманд, но сейчас спокойно взяла чашку и собиралась сделать глоток, даже не принюхавшись? Абсолютное безумие!..

Чутье завопило о смертельной опасности.

Почему?

Ответ изворотливым головастиком ускользнул из мыслей.

Мария попыталась сосредоточиться на нем и поморщилась от пронзившей виски боли. Она вдруг с ужасом осознала, что хотела перенести интервью на утро: приехать на встречу в удобной одежде, с поддержкой из своих парней с «Аве Асандаро» и агентов лейтенанта Севана Ленида.

Точно. Именно так. Подобным образом она и поступила бы, но…

– Пе-ейте. Кофе наш, венетрийский, – журналистка посмотрела ей в глаза; рука Марии сама собой прижала чашку к губам.

Доктора прошиб озноб: «Илона владеет Звучанием?!»

– Ты не церковник, – кипяток обжег губы, язык и внезапно пересохшее горло. – Как?..

– Це-ерковь многого недоговаривает. У меня необычная семья, – Илона плотоядно улыбнулась Устину: – Пе-ей, мальчик.

Лицо парня покраснело. Ноздри раздувались, рука тряслась от напряжения. Устин с отвращением глотнул кофе.

У двери раздался шорох. Мария скосила глаза. Водитель накручивал глушитель на медно поблескивающий револьвер.

Лаконичная короткоствольная модель – «санд». Аранчайцы, наемники и оружейники, собаку съели на способах убивать. Револьвер безнадежно мазал на дальних дистанциях, но на коротких ему цены не было.