В голосе Викки буквально клокотал яд. Мне казалось, если б она могла им плеваться, то давно уже отравила бы всех. От того, что она говорила, мороз шел по коже, и я почему-то даже не сомневалась: у Викки сегодня серьезные намерения. Пугающе серьезные, хотя мне хотелось бы не иметь никакого отношения к тому, что она сейчас говорила.

Она болезненно ткнула меня дулом пистолета, ещё раз, напоминая о том, что опасность никуда не исчезла, и с силой толкнула в спину, а потом приобняла рукой за талию, как будто мы — две подвыпившие подруги, которые не могут идти по дороге этого богатейшего поселка отдельно друг от друга, а только так, уцепившись одна в другую, чуть пошатываясь.

К горлу подкатила неожиданная волна тошноты. Я осознала в какой-то момент, куда именно вела меня Викки мимо богатых соседских домов, по широкой дороге, которая как — то резко обрывалась у последней улицы.

— Зачем ты это делаешь? — тихо спросила я. — Ты понимаешь, какие будут последствия? Не только для меня. Для тебя тоже. Остановись, Викки.

— Прекрати называть меня этой собачьей кличкой, — прорычала она. — И пошевеливайся. Можешь сбросить свои туфельки, куколка, если босиком ты будешь идти быстрее.

На улице было холодно, всё-таки, уже начинался ноябрь, а я — в одном легком свадебном платье, в этом дурацком белом облаке, которое согласилась надеть только потому, что мама хотела увидеть меня настоящей невестой.

Мне правда шло, хотя я не понимала, к чему все эти формальности — могла же просто выйти замуж, поставив подпись в нужном документе.

Но маме хотелось, чтобы это было правильно. А ещё чтобы мы с Олегом поженились раньше, чем она выйдет замуж. Мама доверяла Олегу, говорила, хороший человек, и теперь, после того, что мне сказал Алекс, я понимала: она не ошибалась, не зря говорила мне, что я зря сопротивляюсь, зря сдерживаю свои чувства, могла бы расслабиться и положиться на любимого мужчину.

Конечно, мне будет, если вдруг что, куда вернуться.

Разумеется, я должна получить образование, чтобы потом не оказаться не у дел, у разбитого корыта, если вдруг что. Папенька ведь поначалу тоже был нормальным мужем. Но мама говорила, сейчас главное здоровье ребенка.

Что ж. Лавров меня не подвел. Зато постучалось в двери его прошлое.

— Быстрее! — поторопила Викки. — Или ты хочешь привлечь к себе внимание всего поселка? Так не выйдет!

Я знала, что это бесполезно. Богачи с нашей улицы редко сидят у окна, наблюдая за тем, что происходит снаружи. А охрана, спрятавшись за высокими заборами, без приказа хозяина и носа на улицу не высунет, им это ни к чему. Камеры чаще всего — просто формальность, и целенаправленно их никто пересматривать не будет.

Когда меня начнут искать, будет совсем поздно.

— Викки, — попыталась я призвать её к разуму. — Послушай. Что б ты ни задумала, это точно не пойдет тебе на пользу. Ты что, думаешь, что если меня пристрелишь, станешь счастливее? За решеткой вообще жизнь не такая сладкая.

— Никто меня не посадит, — ухмыльнулась Викки. — Даже не сомневайся. Я всё продумала. Думала, ты поверишь сразу, но ты у нас проявила мудрость… Ну, всё. Пришли. Иди, давай,

— и она толкнула меня и тут же вскинула руку в пистолетом, направляя на меня его дуло.

Я упала на пожухлую осеннюю траву, на которую меня толкнула Викки, но почти сразу вскочила на ноги. Платье, измазанное теперь в грязи, выглядело, должно быть, совсем жалко, и я не сдержала нервный смешок — представила себе, какая я сейчас сказочно прекрасная невеста.

Захотелось плакать, но я только закусила губу и расправила плечи, с вызовом глядя на Викки.

— Иди, — велела Викки, не отводя в сторону дуло пистолета. — Давай, быстрее. Не стой, как вкопанная.

Я шумно втянула носом воздух, уговаривая себя не нервничать, и сделала крохотный шаг назад. Потом ещё один, ещё. Даже оборачиваться не пришлось, чтобы понимать, куда мы пришли.

Наш поселок примыкал к узкой полосе леса. Сюда почти никто не ездил, разве что богачи с нашей улицы хотели романтики и устраивали пикники на полянке с утесом.

Утес — небольшой, над камнями, — когда-то был над речушкой, но та сначала превратилась в ручеек, а потом и вовсе высохла. Он так и остался торчать таким себе клыком над острыми камнями прежней речки, и все разумные родители запрещали детям здесь играть. То, что было там, сзади, старательно огородили, чтобы туда даже случайно никто не забежал, а на утес просто никого не пускали.

Он был неинтересным. Несколько деревьев, зеленая трава. Богатенькие детки предпочитали другие развлечения, а других здесь и не было.

Но сейчас Викки толкала меня к этому клыку-утесу, и мне оставалось только пятиться, покорно отступая назад.

— Не думай, — зло ухмыльнулась женщина, — что тебе будет так просто взять и убежать от меня, моя дорогая падчерица. Давай, пошевеливайся. На самый край.

Я и так стояла почти у самой пропасти — неглубокой, метра три, но этого будет достаточно.

— Прыгай, — велела мне Викки.

Я сглотнула.

— Ты сумасшедшая, — заявила я, стараясь смотреться уверенно. — Это такое же убийство, как если ты вдруг выстрелишь в меня из пистолета.

— Ты же понимаешь, что он с тобой только из-за ребенка?

Я закрыла глаза.

— Викки, это даже несерьезно. Мне известно, что у тебя с Олегом ничего не было уже больше семи лет. Он просто не стал бы марать об это руки.

Она ухмыльнулась.

— Ну да, как же. Просто я была занята. А он только и выжидал. Он и папеньку твоего разорил, чтобы показать мне, что он лучше. Ну всё, показал. Я согласна. И если б ты не подвернулась с этим своим спиногрызом будущим… Как ты вообще умудрилась от него залететь? Вроде такая приличная, хорошая девочка, а на самом деле — та ещё потаскушка, да?

Я не отреагировала на оскорбление. Пусть называет как хочет, просто оставит меня в покое.

— Я уверена, — щурясь, протянула Викки, — если б не ты, вообще всего этого б не было. Олег это затеял, чтобы меня вернуть. А месть — это уже дело десятое. Ты всерьез полагаешь, что он бы ради каких-то денег взялся за это?

Олег говорил мне: Дмитрий вышел на него сам. Предложил сотрудничество, потому что хотел выиграть какой-то тендер. Закрутилось всё с договором. К тому же, как раз в тот период Олег узнал о том, что Викки никогда и не была беременна, обманула его.

— К тому же, он наивный дурачок, — хихикнула Викки. — Это я жертва, понимаешь? Из-за того, что он попал в ту аварию…

— Викки, — серьёзно промолвила я, — он знает правду. Знает, что не было никогда никакого ребенка. Он бы никогда к тебе не вернулся. Ни с деньгами, ни без них. Просто отпусти меня. Скажу, что случайно испортила платье. И мы больше никогда не встретимся. Зачем тебе идти на преступление?