Треск мотоциклетного мотора стал громче. Викки же, ведомая собственной злобой, вновь взялась за пистолет и прицелилась, собираясь закончить начатое.

— Никто, — прошипела она, — не имеет права забирать моё.

— Твое — это что? — язвительный вопрос, прозвучавший у неё за спиной, заставил женщину содрогнуться. Пистолет в её руках подбросило, и она уцепилась в оружие с такой силой, словно то само пыталось вывалиться из её рук. — Это ты про твоего бывшего мужа, которого сама бросила? Или про деньги, которые тебе никогда не принадлежали? Или про совесть? Ну так она уже давно умерла самостоятельно, и в этом суициде никто посторонний участия не принимал.

Я с удивлением обнаружила, что по моим щекам стекают слезы. Как приговоренная, я стояла на коленях возле Олега, плакала, даже сама того не ощущая, и, как и Викки, повернула голову на голос.

Алекс — теперь это точно был не Вольный, ни единого признака, — на своем мотоцикле, которого я прежде никогда не видела, в кожаной косухе, весь растрепанный и, кажется, разозленный, стоял в нескольких метрах от Викки. Подойти ближе он не мог; оставался риск, что Вика опять нажмет на курок, и.

Господи! Вместо одного мертвеца нас станет двое.

Но голос Алекса, завораживающий, вкрадчивый, обволакивал Викки, и она смотрела на мужчину уже не так с ненавистью, как со странным, противоестественным интересом — противоестественным в первую очередь для женщины, которая стоит с пистолетом в руках и явно намеревается кого-то пристрелить.

— Викки, — Алекс не умолкал, видимо, поняв, что его тактика привлечь к себе внимание определенно работает, — ну почему ты настолько наивна? Могла бы себе жить, работать какой-нибудь уборщицей. Твой бывший муженек — я имею в виду того, второго, — вон, устроился в приличную контору, зарабатывает себе на жизнь финансовым мониторингом.

Я с трудом осознала, что речь идет о моем отце.

— А ты за пистолет схватилась, решила убийством промышлять, — Алекс сделал небольшой шаг вперед. — В конце концов, есть полно работы, которая тебе подойдет. Например, — он скривился, смерив Вику оценивающим взглядом, — в борделе. Хотя, возможно, тебя уже и не возьмут. Как на свой уровень самооценки, ты в самом деле старовата.

Викки не выдержала. Она издала какой-то странный полувскрик-полурык и, хотя не собиралась этого делать, перевела дуло пистолета с меня на Алекса. Мы стояли в разных сторонах, и Викки замешкалась на секунду, не зная, в кого целиться, кто может быть для неё опаснее, хотя я на самом деле не могла даже встать. Низ живота скрутило от боли, сердце колотилось с явным намерением вывалиться из груди, и меня отчаянно тошнило от запаха крови — а я даже боялась опустить глаза вниз и посмотреть на лежавшего на увядшей ноябрьской траве Олега.

Очевидно, Алекс не боялся выстрелов. Викки даже не успела нажать на курок; стоило ей отвести от меня дуло пистолета, как Вольный в один прыжок подскочил к ней и схватил за запястья. Я услышала гневный рык сопротивляющейся… даже не хищницы, а скорее гиены, которая очень хотела отведать свежатины, но, к сожалению для неё, не успела добраться до подло загнанной жертвы.

Где-то далеко взвыла сирена. Громко, устрашающе и так поздно. Полицейские, как-то отстраненно подумала я, вот оно, как невыносимо вовремя.

Олег лежал на траве с широко распахнутыми глазами. Дышал. Я не знала, был ли он в сознании или застрял где-то в промежутке между этим и иным миром, с трудом отвоевывая секунду за секундой, но видела только залитую кровью свадебную рубашку, и платье своё

— всё красное, липкое и омерзительное., потому что я испачкала руки в Олеговой крови, даже сама не поняла, когда, и вытирала их о белую ткань, пытаясь избавиться от тошнотворного ощущения. От самой себя вдруг стало противно, и я почувствовала, что вновь потекли по щекам слезы, и мелкие соленые капли смешивались с кровью. Во рту чувствовался её солоноватый привкус, всё тело будто выворачивало наизнанку, но я сдерживалась — что-то не позволяло мне издать тот самый истошный звук, которым Викки сопровождала своё поражение.

— Пожалуйста, — прошептала я, забыв о том, что творилось вокруг, о криках вырывающейся Викки, о ещё одном выстреле пистолета, возможно, уже и не её. — Пожалуйста, не умирай.

Олег улыбнулся. С трудом, явно превозмогая боль.

Перевел на меня замутненный, но всё же живой взгляд.

— Руки вверх! Работает полиция! — женский оклик, ещё один дикий вой Викки.

Алекс, с трудом сдерживающий раздражение:

— Чернявская, ну ты как всегда, очень вовремя!

Всё это звучало там, далеко, будто в другой вселенной. Я видела и слышала сейчас только Олега — и с ужасом, отзывавшемся в болезненно сжимавшемся сердце, осознавала, что спустя несколько секунд моя страшная, полная сомнений сказка закончится смертью главного героя. Того, без которого я уже не смогу полноценно ощущать вкус жизни.

— Пожалуйста, — прошептала я, — не умирай. Пожалуйста!

Ресницы Олега затрепетали, он с трудом разомкнул губы, чтобы что — то сказать, и я выдохнула первой: — Я люблю тебя.

Его губы растянулись в улыбке.

— Я тоже.

А потом он просто закрыл глаза.

Я всё же издала, наверное, какой-то звук, который привлек ко мне внимание, потому что почувствовала, как чужие теплые руки сжимают мои плечи, и меня будто бы отрывают от Олега. Я попыталась удержаться, схватилась за траву, но кто-то мягко, планомерно разжимал мои пальцы.

— Стася, надо встать, — голос Алекса, доносившийся словно откуда-то издалека, заставил меня вздрогнуть. — Стася, ты меня слышишь? Надо встать. Мы должны пустить к нему врачей, ты понимаешь? Врачей.

Врачей. Это слово меня немного отрезвило, и я позволила наконец-то поднять себя с колен и отвести от Олега. Поняла, что вой сирены был ещё и воем скорой, а не только полицейской машины, задрожала, когда увидела, как кто — то склоняется над Олегом, чтобы измерить ему пульс.

— Живой! Быстро!

— Всё будет хорошо, — это вновь говорил Алекс, силком развернувший меня к себе и обнявший настолько крепко, что я даже пошевелиться не могла, не то что вырваться. — Стася, успокойся. Если б эта дура попала ему в сердце, он бы с тобой уже не болтал. Включи, пожалуйста, голову!

Я вряд ли была способна в самом деле включить голову, скорее просто по инерции подчинилась и позволила себя успокоить.

— Она тебя не задела? — вновь обратился ко мне Алекс.

Я отрицательно покачала головой.

— Ну и славно, — прошептал он. — Ну и славно…

— Возможно, тоже в больницу?

Я вздрогнула, поднимая голову. Рядом стояла незнакомая мне женщина, возможно, полицейская, и я с трудом сфокусировала на ней взгляд, пытаясь рассмотреть. Созерцание деталей чужого лица почему-то успокаивало, и я ухватилась за такую возможность, как за спасительную ниточку, шанс немного прийти в себя и перестать дрожать, как осиновый лист.