Долгом Сольвейг будет восстановление ее владений так, чтобы они стали достойным отражением и воли ее родителей, и ее самой. Ее первой задачей как ярла будет создание мира, которым она и будет потом править.

А пока она назовет себя ярлом Карлсы в доме лучших друзей ее родителей.

Все жители Гетланда заполнили зал. В жертву принесли прекрасного белого оленя и огромного кабана, и мяса, меда и хлеба должно было хватить на всех.

Когда слуги разлили мед, Леиф встал и высоко поднял свою чашу. Выражение его лица выдавало его горе, но его голос разносился по залу, сильный и уверенный.

— Мы собрались сегодня вместе, чтобы почтить память наших самых доблестных погибших, Вали Грозового Волка и Бренны Око Бога. Пусть они и не были жителями этой земли, они всегда были с нами, и мы отдаем им эту дань уважения.

Он опустил голову, и зал погрузился в молчание. Когда Леиф снова поднял глаза, выражение его лица изменилось; он отбросил печаль, по крайней мере, на момент. Теперь он казался просто сосредоточенным.

— Их присутствие в этом мире было благословением богов. В течение многих лет мы купались в его свете. Боги были добры, раз позволили нам делать это так долго, но теперь они призвали Вали и Бренну домой. Выпьем же сейчас в честь их возвращения к столу Всеотца!

Зал взорвался общим ревом, и все выпили. Сольвейг сделала то же самое, хотя мед, казалось, прокис от соли непролитых слез, наполнивших горло. Они выпили и снова поревели, по разу за каждого из ее родителей, а затем Леиф поднял свободную руку и утихомирил толпу.

— Мы собрались вместе и затем, чтобы начать наше следующее путешествие, и оно будет трудным. Здесь, в Гетланде, нам предстоит проделать огромную работу. Мы вернули себе наш дом, но теперь должны вернуть себе процветание. — Леиф сделал паузу, чтобы этот рев затих, а мед оказался выпит. Он взглянул на Сольвейг и одарил ее ободряющей, гордой улыбкой, прежде чем снова обратиться к залу. — И наши друзья в Карлсе должны начать все заново, с новым ярлом, который будет править ими. Сегодня мы назовем имя этого ярла.

Еще один рев — и вдруг он как-то странно оборвался, словно огромная рука сдавила горло зала. Люди, стоявшие у стены и сидящие за столами, стали перемещаться, когда кто-то протиснулся сквозь них, с уважением и осторожностью.

К столу ярла приблизился Хокон. Его не было неделю, и выглядел он так, словно каждую секунду этой недели провел на войне. Он был грязен. Его волосы были спутаны, а кожаная одежда задубела от грязи и крови. Но он стоял прямо и уверенно и казался невредимым.

Он вытащил свой меч и поднял его вертикально перед своим лицом. Глядя прямо на Леифа из-за клинка, он произнес:

— Я Хокон Валиссон. Я вызываю свою сестру Сольвейг, которую теперь зовут Солнечное Сердце, на поединок. Победителю достается Карлса.

Он хотел убить ее, но даже не смотрел в ее сторону. Сольвейг, все еще стоя, поставила свою чашу на стол.

— Хокон, нет.

Наконец, он обратил на нее свое внимание, просто переведя взгляд.

— Ты отказываешься? Ты отдаешь мне титул ярла?

— Отец хотел, чтобы ярлом стала я, — сказала она, не зная, правильный ли это ответ или вообще ответ.

Уродливая ухмылка Хокона сказала ей, что он считает ответ неверным.

— И я думаю, что он заблуждался. Если ты боишься сразиться со мной и проиграть, тогда я сохраню тебе жизнь. Просто отойди в сторону и позволь мне закончить сьюунд (прим. — sjaund, «седьмой», обряд седьмого дня после смерти в скандинавской культуре).

Они оба знали, что она сражается лучше, чем он. Хокон никогда не побеждал ее и даже близко не сравнялся с ней по количеству убийств в бою.

— Я не проиграю, Хокон. Я не хочу драться с тобой, потому что убью тебя.

Он рассмеялся.

— Ты говоришь так, как будто тебе не все равно, сестра. Тогда отступи. Я — первый сын. Это место должно быть моим.

— Ты не первый сын, Хокон. Торвальд был первым. Я — самая старшая из ныне живущих детей нашего отца. И отец назвал меня своей наследницей. Я не отступлю. Пожалуйста, не заставляй меня драться с тобой.

Ее брат, с которым она пережила много счастливых приключений в детстве, подошел к столу ярла. Встав напротив, прямо перед Сольвейг, он опустил свой клинок и направил его ей в грудь. Низкий гул протеста прокатился по комнате, и Леиф с Магни оба вскинули руки, вытянув их между острием клинка ее брата и ее сердцем.

Но клинок уже все равно попал в цель, хоть и не коснулся ее кожи.

— Хокон, это безумие, — прорычал Магни.

Хокон проигнорировал своего друга и сосредоточился на сестре.

— Сражайся со мной или отойди в сторону, Сольвейг. Я бросаю тебе вызов.

Сольвейг опустила голову. Ее брат требовал, чтобы она убила его или была убита им. Она не понимала, как это произошло, что пошло не так в голове Хокона, как такое вообще могло случиться. Что она упустила?

Но что бы она ни упустила, сейчас Сольвейг могла дать своему брату только один ответ. Она подняла голову и встретилась с ним взглядом.

— Я принимаю вызов.

— Я буду твоим чемпионом, Сольвейг, — сразу же сказал Магни. — Я буду сражаться с ним вместо тебя.

Ее проткнутое предательством сердце разбилось от любви, глядящей на нее из его глаз. Она выдавила из себя улыбку и положила ладонь на его сильную руку.

— Нет, Магни. Я сама буду драться со своим братом.

Это была ее судьба, ее история, и она расскажет ее, независимо от того, сколько боли будет в этих стихах.

— оОо~

Летнее небо озаряло послеполуденное солнце. В широком кругу перед залом, где год назад — целую вечность назад — Сольвейг видела, как какая-то девушка накинула гирлянду на плечи Магни, она повернулась лицом к своему брату. Неприятности, которые тревожили и поглощали ее мысли прошлым летом, теперь казались такими глупыми и обыденными. Такой мелочью.

Держа в руках меч, выкованный в Эстландии и подаренный ее матери отцом в честь их свадебного ритуала, и свой щит, на котором был знак Ока Бога, Сольвейг ждала. Она была одета для битвы; она даже нарисовала маску на лице.

Хокон был одет так же, как и тогда, когда ворвался в зал. Он держал меч, который отец подарил ему накануне его первого набега. На его щите тоже было изображено Око Бога.