В ельнике стояла тьма, лишь звезды перемигивались где‑то в вышине. Старуха Полазка – жрица Марены, постоянно жившая при Пекельном Кругу – уже давно похрапывала на своей лавке. Семислава думала было набросить на нее сонные чары, но не решилась: старуха была достаточно сильна и могла учуять ворожбу. Поэтому просто выждала, не смыкая глаз, до самого глухого часа.

Потом неслышно встала, надела поневу, обулась и набросила шерстяную свиту. Ее короб уже стоял возле лавки: она тайком собрала свои немногочисленные пожитки.

За эти долгие дни Семислава так хорошо изучила тесную избушку, что легко прошла по ней в полной темноте, ничего не задев. Дверь она смазала заранее.

Снаружи было чуть светлее – над вершинами ельника прогуливалась полная луна. Свежий воздух летней ночи приободрил Семиславу. Леса она не боялась: много таких ночей она в своей жизни провела в чащобе. Когда ей сравнялось двенадцать, отец, князь Будогость, отправил ее к своей сестре Будиладе, знаменитой ведунье и предсказательнице. Она указала племяннице путь в Навь, научила расправлять лебединые крылья… У нее Семислава прожила три года – до тех пор пока отец не сосватал ее за Доброслава Святомеровича. Невесту привезли из леса прямо на обручение, и даже сам Будогость поразился, увидев, какой красавицей стала его Семяша. А уж отец жениха и вовсе голову потерял…

От избушки жриц уходила довольно широкая тропа – тысячи раз по ней везли на волокуше или на санях мертвые тела. Даже в темноте Семислава не смогла бы ее потерять. Она ощущала этот путь смерти, как если бы он был выстлан перед ней пылающими углями. Не робея и не спеша, она ровно делала шаг за шагом, и каждый был как удар топора, отсекающий всю ее прежнюю жизнь. Голова слегка кружилась: готовясь к этому пути, Семислава сутки не ела и три дня не расплетала, не расчесывала волос.

Сколько угасших воспоминаний провозили на санях этой тропой! Сколько разных жизней окончательно завершил этот недолгий путь! Длинных, коротких, счастливых, горестных, веселых, унылых… Кто‑то из проезжавших здесь был деревом из полных семи ветвей – помнивший прадедов и видевший правнуков. А кто‑то сам был тонким ростком, едва успевшим пустить один‑два листочка и увядшим до срока. Вспоминала и Семислава: детство с матерью и сестрой Боряшей, юность с теткой Будиладой, замужество, потом вдовство… Все это уже казалось чем‑то посторонним, как предание чужой семьи. Она выбрала свой путь. Что обещало ей счастье на этом пути? Ничто, только чувство и память о недолгих встречах с угрянским оборотнем. Но почему‑то за те дни он стал казаться ей более знакомым и близким, чем иные из тех, с кем она прожила восемь лет. А значит, ей указала на него судьба. С ним связала ее невидимая, но прочная нить дев‑удельниц, к нему и тянула.

Впереди посветлело. Перед Семиславой лежал Пекельный Круг, иначе Пекло – широкое кострище, огромное округлое пятно насквозь прокаленной земли. Здесь возводят высокую краду из осмоленного дерева, куда на ложе из соломы и бересты кладут тело в лучших одеждах, с погребальными дарами, с сопровождающими жертвами. И когда старшая жрица поджигает краду, пламя превращает ее в огненную лодью, что увозит почившего к дедам. Искры и головни летят во все стороны, будто брызги от бешено мчащейся по огненным волнам лодьи. Потому поляна так широка – чтобы не запалить лес.

Свет луны и звезд свободно изливался с неба на открытое пространство, не путаясь в ветвях. Семислава подошла к черному кругу, остановилась, собираясь с духом. Сюда заходили только старики, когда складывали краду, и старухи, когда особым кованым совком собирали обгоревшие останки в горшок. Но Семиславе не было страшно. Она хотела все минувшее оставить позади и лишить его силы преследовать ее. Ей нужно было сжечь свой след – ведь искать его будет та, что уступит по силе только самой Марене.

Семислава сняла с головы убрус и сунула в короб. Потом расплела косы, свободно распустила пряди, окутавшие ее неровными волнами до колен. И сразу ощутила, как в этих волнах потекла сила.

Последний, кого огненная лодья увезла из Яви, был земной муж Семиславы – князь Святомер. И теперь она, как верная жена, своей волей отправилась за ним в Навь. Но поскольку она была больше, чем обычная жена, то и в Навь она вошла, как Лада по осени. Бессмертная красота предназначена бессмертному супругу – Велесу.

Как и всякий покойный со своим земным добром, Семислава ступила в круг с коробом за плечами. Она медленно делала шаг за шагом, будто ступая по черному лицу самой Хозяйки Кощного, лежащей под покровом земли с замкнутыми очами. Дойдя до самой середины, остановилась и подняла глаза к небу. Опустила руки, обращаясь к владыкам нижнего мира.

– О ты, бог рогатый, творящий зарод земле‑матери! О ты, солнце мертвых, чара небесная, растущая и убывающая! Стань для меня, ночь, – дня яснее! Стань, звезда, у меня в головах, растворись, глубь земная, у меня в ногах! Встань, вода, дай мне путь, аки посуху! Встань, огонь, позади меня! Сожги, испепели все порчи и наузы, все призоры и уроки! Проведи меня, Кощный Владыка, за реку огненную, за мост калиновый. Проведи по тропе невидимой к источнику жизни, что бьет за пределами жизни и смерти. Был у меня добрый муж; был – да и не стало, не стало – да и не надо. Проведи меня тропой верной к тому мужу, что скажет мне: «Ты – моя земля, Лада моя!», а я отвечу: «Ты – мое небо!»[2]…

Семислава подняла руки, взывая к небу, – ведь и для Лады, спящей в подземелье, супруг ее – сумрачное небо Закрадья. И стала тем деревом, что уходит корнями в бездну, а кроной вздымается в Занебесье, по чьим ветвям кочуют облака, а по стволу стекают дождевые струи. В прядях волос ее заиграли живые верхние воды, нисходящие с неба на землю, дабы слиться с мертвыми водами Подземья. Семислава перестала быть собой, перестала быть дочерью Будогостя и вдовой Святомера, а стала Ладой‑Марой, той, что проводит в смерть и вечно возрождает в жизнь.

А потом она, омытая водами небесных рек, двинулась вперед и вышла из черного круга. И очутилась на той стороне, где начиналась совсем новая жизнь…

И теперь ей нужно было спешить. Еще затемно Семиславе предстояло миновать ельник и выйти к опушке, где с вечера ждут ее Селимер с братом Чичерой и тремя лошадьми…

* * *

Вдоль Оки Лютомеровы бойники продвигались скрытно, стараясь никому не попасться на глаза: эти земли платили дань князю вятичей. Прятаться было не трудно: по реке тянулись леса, где лишь раз в день появлялось селище на уступах речного берега. Открытые пространства полей и лугов, если далеко было обходить лесом, пересекали в ночной тьме, под светом растущей луны. Отдыхали в разную пору: когда ночью, а когда и днем, выжидая времени продолжить путь. Сам Лютомер, казалось, не спал совсем: пока люди отдыхали, он на волчьих ногах несся вперед, разведывая дорогу. Редко когда оборачивание давалось ему так легко: боль от разлуки с Лютавой и нетерпение перед встречей с Семиславой мешались в сердце, ярили кровь, пробуждали такие силы, что ему стоило труда их сдержать. То ли еще будет дальше! Ведь в те дни, когда возле него была Семислава, ему становилось по плечу обернуться даже в сокола. Он словно пытался пересечь широкую темную реку: на одном берегу, за спиной, осталась сестра – волчья Мара, а впереди ждала жена – лебединая Лада. Ибо ни человек, ни бог не может обрести себя в самом себе, а нуждается в том, что противоположно ему.