Шрифт:
Интервал:
Закладка:
«Почему обладатель чарующей улыбки стоит, как вкопанный, когда за его голову обещан бланк? Ваша покорная слуга Анигиляша постарается это выяснить!», — пилот, оператор, собравшиеся у экранов и слушатели радиотрансляции, как один кивали, требуя, чтобы она это скорей сделала.
С грацией присущей девушкам с планеты Дестрой, Анигиляша спрыгнула с трапа, чтобы эффектно приземлиться подле Джонни, который даже не удосужился поднять голову, чтобы заглянуть ей под юбку. Часть прикованных к экранам восхищались его стойкости, другие же не понимали, чем фонарный столб сумел увлечь Серебряного?
— Семнадцать, — сказал в протянутый микрофон Джонни.
— Что значит семнадцать?
— Уже шестнадцать, — Джонни посмотрел на хлопающую ресницами Анигиляшу. — Столбов осталось до того, как Зуб разорвет меня на куски. Слышите?
Анигиляша прислушалась. Ужасающий гортанный крик невозможно спутать с другим.
— И что же ты будешь делать? — голосом всех переживающих зрителей спросила она.
— Испытывать любовь Удачи на прочность, — буднично, без тени пафоса проговорил Серебряный и окончательно укоренился у бюрократов, как народный любимец.
Впервые за свою карьеру Анигиляша не знала, что сказать. Она вытащила передатчик из уха, чтобы больше не отвлекаться на гул голосов, ведь перед её глазами разворачивалось захватывающее представление, полностью овладевшее ей, как и зрителями и слушателями. Серебряный с ловкостью небезызвестного фокусника достал из кобуры мозговышибатель, прокрутил барабан, пересчитывая патроны, словно их могло прибавиться. Вторым любимым занятием Джонни после чтения книг отцом – просмотр вестернов. Рисуя в детстве драматическую смерть, он представлял себе всё примерно так: переживающая за него красотка, двенадцать ударов часов и присвистывающее от своей наглости вмешаться в перестрелку перекати поле. И если красотка стояла рядом, а за место ударов часов Серебряный собирался выкрикивать «БАМ!» по мере того, как Зуб будет пробегать мимо разделяющих их фонарных столбов, то с отсутствием перекати поле приходилось мириться. Ведь идеально кинематографические смерти, к сожалению, бывают только в кино.
— БАМ! — от неожиданности Анигиляша подскочила, не отрывая взгляда от человека, ожидавшего рандеву со смертью. Приземлившись, она смогла лишь произнести восхищенное: «Ах!».
— БАМ! — в детстве Серебряный представлял, как со вторым ударов часов рой мыслей разлетится, оставив единственную, о самом главном, «Чёртова детская наивность», — подумал он, когда на поверку оказалось, что этот рой способна разогнать только пуля, загнанная в мозжечок.
— БАМ! — и тогда отомрут мечты, которые не сбылись, где есть он и Кейт маленькие ДжоКе (он решил, что нет времени заморачиваться с названием, потому что нужно произносить).
— БАМ! — под томным взглядом завороженной человеком-часами красотки особо остро чувствовалось, что не хочется умирать, не сделав бесконечно-многое.
— БАМ! — он не построил дерево, не вырастил дом, не посадил сына… из-за этого отсчета, неизбежно приближающего встречу с Зубом у него путались мысли.
— БАМ! — в эту путаницу врезался таран, на котором кто-то вырезал надпись «заунывная смерть».
— БАМ! — и вправду, за годы приключений можно было умереть столько раз, да ещё так, чтобы слагали бы легенды! Но здесь?
— БАМ! — в самой унылой вселенной, где пришельцы развлекаются Бухлотоном, очередями, да талоном?
— БАМ! — деньги, талоны, все это дерьмо, почему он думает об этом вместо того, чтобы думать лишь о Кейт? Её всепрощающем взгляде, который возвращал желание жить?
— БАМ! — может, потому что это дерьмо как обычно, привело туда, где ледяное дыхание Смерти ласкает слух фразой: «Сдайся Джонни»?
— БАМ! — «Ты мог сохранить столько жизней, но как обычно все умерли из-за тебя, как и твоя любовь прямо сейчас погибает в объятиях Гарри!».
Сучья Смерть. У Серебряного не остается времени, чтобы в очередной раз пообещать себе, ей, или Удаче, что он не будет вышибать мозговышибателем мозги на палубе, подписывать безумцев на приключения сулящие миллиарды. Ему принадлежал короткий миг, чтобы вместо «БАМ!» сказать, что обычно говорят перед смертью легенды:
— УДАЧА, СЛЫШИШЬ!?
Серебряный кричал это в морду, зависшему в прыжке Зубу, не успев договорить: «НЕ ДАЙ МОЕМУ СРАНОМУ БРАТУ ПРИКОСНУТЬСЯ И К ВОЛОСУ НА ГОЛОВЕ КЕЙТ», — что и сделало его легендой.
22
— Какого хера прекратилась трансляция!? — кричал Балехандро на Гарри, Док на Флора, шеф на режиссера.
Утерев салфеткой пот над верхней губой Гарри медленно стер сухой стороной слюни Балехандро с пиджака, и произнес: «Да сто процентов этот дебил в студии опять пролил кофе…», — Балехандро посмотрел в бесхитростные глазенки Гарри, и начал кивать как игрушка-болванчик на приборной панели: «Ага-ага-да-да-точно-точно».
— Можно быстрее Ларри!? — рявкнул Балехандро на пилота, чья рука медленно обвела пространство перед кораблем, а после указала на часы, которые тускло-зеленым цветом показывали «21:21», и каждый бюрократ знал – это время вечерней, перетекающей в ночную пробку.
— И почему я не продлил лицензию на работу в поле…
— Действительно? — ухмылялся пилот, который тоже не продлил её.
— Я попробую кое-что сделать, — промямлил Гарри. Под насмешливым взглядом Балехандро, обливаясь потом и кряхтя так, словно у старушки, поднимающейся по лестнице прихватило сердце – он втиснулся в кресло второго пилота.
— Браво, — произнес Балехандро так, что Гарри оставалось лишь шикнуть на него и попросить помолчать.
— Я кое с кем свяжусь! — все эти «кое-что» и «кое с кем» всегда приносили пользу, поэтому Балехандро оставалось терпеливо ждать.
* * *
Н. Хьюго, Джалинда, КК с ужасом смотрели на черный цветок, писк которого растянулся на несколько километров, и никто не знал, что произойдет, когда тот стихнет.
— Ты подписал нам смертный приговор, Кубовски, — с отвращением, которое можно испытывать только к Доку бросил КК.
— Определенно, — проговорила Джалинда, выдохнув струйку дыма в окошко, а после принялась крутить радио, надеясь, что на другой радиостанции говорят про местную звездочку Анигиляшу.
— Может Мак?
— Нет, Хьюго, тебе не подойдет имя Мак, — Хьюго поверил Джалинде, считая, что у неё красивое имя и кто-кто, а она должна понимать в этом толк.
— ЗАТКНИТЕСЬ! — прогремел кто-то отдаленно похожий на Флора, и если
