Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— С вами Анигиляша с планеты Дестрой, — повисла небольшая пауза из-за шуршания лозы, которая ставила оператора на нужный по мнению Флора ракурс. — Мы находимся на сцене цветочного театра, где по левую руку от меня стоит Джонни Серебряный, новый любимец публики, а по правую руку – Коллекционер. Перед тем, как прервался эфир прогремел выстрел…
— БАМ! — все, кто могли подпрыгнули из-за выкрика Серебряного.
— А потом появился он...
Анигиляша слегка поклонилась публике, обеими руками показывала Коллекционера. Он блеснул улыбкой, которой можно смело спорить за звание самой обаятельной. Он выглядел, как человек с настолько прямой спиной, что, тщеславно поклонившись, пробудил в каждом вопрос: «И как он вообще сгибается?», — с таким высоким ростом это казалось чем-то из ряда вон. В то время, как для прозвища Коллекционер – забавные два маленьких усика, и блестящее пенсне казались самим собой разумеющимся. Несколько секунд он пронзал взглядом темноту, выискивая своего слушателя, а после заговорил так, будто открывает торги.
— Многим я известен под имением Коллекционер, и мне бы не хотелось этого менять, — он подмигнул камере. — Тем не менее, если мы и дальше будем изолированы этим чудесным цветком с планеты Флор, то он пойдет на крайние меры.
— Кто он? — осторожно, как актриса цветочной сцены спросила Анигиляша.
— Создатель, — с тоской какой вспоминают о старых друзьях проговорил он, а после окликнул Джонни. — Серебряный? Ты можешь не верить мне, но у тебя нет выбора.
Серебряный мерял сцену длинными шагами, не говоря и слова. По его виду невозможно определить: хочет он вышибить кому-нибудь мозги или прошло несколько бесконечностей за время которых он узнал, что бюрократическая вселенная больная фантазия идиотов, решивших поспорить, о чем спорят Создатели?
— Будь в моем мозговышибателе ещё один патрон, я бы обязательно им сейчас воспользовался! — обращался к публике пират.
Слушающие терялись в догадках, но Флор по-прежнему держал их в лозовых рукавицах, однако, заложники консервных банок, преодолев места, напоминавшие гармошки сумели добраться до трапов. Шеф ничего не говорил, молча покуривая сигарету и шикая всякий раз, когда кто-то из экипажа хотел раззявить рот. Балехандро же, как только выбрался, то сразу окликнул Анигиляшу, пообещав спуститься к ней, как придумает подходящий способ. Он не уверен можно ли просить цветок, удерживающий всех против воли протянуть лозу дружбы. Гарри подумывал столкнуть его, и даже нашел в глазах Ларри одобрение, ведь Балехандро с завидной периодичностью был той еще сволочью, но что-то спрятанное под слоями жировой брони мешало это сделать. Ему стало тошно от того, что этому сукиному сыну, в который раз удалось вытащить его из студии, и если бы не он, то сейчас Гарри стоял в какой-нибудь унылой очереди на парковку. И завтра бы он стоял в ней. И послезавтра. Что-то необычайно горячее растапливало слой за слоем брони. Гарри чувствовал, что находиться здесь всяко лучше, чем в очереди.
— Может кто-нибудь объяснит, что здесь происходит!? — озвучил вторую в списке популярных мыслей Балехандро, но ему никто не ответил.
— Мне нужен Док, — обращаясь то ли к публике, то ли к Коллекционеру театрально проговорил Серебряный.
— Знать не знаю, кто такой Док, но…
Пространство под куполом наполнилось шелестом, прервавшим на полуслове Коллекционера и просившим всего-навсего подождать. Сидевшие рядом не без интереса наблюдали за тем, как лоза бережно потащила какого-то парня с трибуны. Оператор стоял в выгодном положении, чтобы запечатлеть крепкие, но короткие объятия двух друзей.
— Полагаю теперь, когда у тебя есть Док, тебе нужно посовещаться с ним? — Серебряный дебильно ухмыльнулся Коллекционеру. — Но знаешь, что Джонни Серебряный? Раз у нас полная изоляция от внешнего мира и сотни наблюдателей, то может объяснишь заодно и им?
— А какого хера я должен объяснять эти бредни? — по-пиратски с презрением бросил Серебряный, оглянув трибуну, где сотни глаз готовы испепелить любого, кто и дальше будет тянуть бюрократа за пиджак.
— Бредни? Отнюдь! Это чистейшая правда, и то, что ты отказываешься в это поверить, не делает это ложью или чем-то другим.
Анигиляша хотела что-то сказать, но вмешался Док, которого ни к чему не обязывала цветочная сцена, ведь в глубине его души нет никакой требухи, связанной с актерством или развлечением народа. Он глубоко вдохнул, прежде, чем заговорить и если до этого вдоха Доку хотелось на правах старого брюзги брюзжать, то теперь он чувствовал какое-то дебильное ликование от того, что сможет произнести со сцены:
— Вы, суки, передышали спорами и потому говорите загадками?! Объясните уже кто-нибудь, какого ляда здесь происходит, иначе я… — если бы сидящие на трибуне могли похлопать талантливой игре Дока, то обязательно это сделали. — И Уолли, твою через плечо, спусти сюда Хьюго и Джалинду, и того богомерзкого пони!
— И нас. — как типичный шеф произнес шеф.
— И нас! — подхватил Балехандро.
Уолли бережливо спускал марионеток. Серебряный взял Дока и Коллекционера под локотки, чтобы что-то обсудить пока на сцене творится кавардак. Одни обнимались, как Анигиляша и Балехандро. Другие, как шеф еле держались на ногах, смотря на спину Коллекционера. Третьи же еле держались на ногах перед спиной Джонни, который чувствуя на себе восторженные взгляды украдкой повернул голову, чтобы доказать – его улыбка первая в этой вселенной, и заметив её, шеф так и видел её в эфире Первого Бюрократического. Но вначале нужно уладить другие дела. Удовлетворить интерес большинства, требующих ответа на вопрос: какого ляда происходит?
— Пока не появился цветок, Уолли, — Серебряный скривил лицо, будто только осознал, что за цветок Уолли, но решив, что есть дела поважнее, продолжил. — Коллекционер рассказал о том, как появилась эта вселенная и предложил варианты.
— Варианты? — спросил Док, нелепо улыбнувшись толпе, которая и без этой вымученной улыбки не восторге от шушуканья троицы.
Приподняв ладонь, словно прося подождать, Коллекционер попросил направить все освещение на него, приглушив над остальными, чтобы его разглядел каждый.
— Дамы и господа, я буду максимально краток, и постараюсь донести всю суть не только нашего положения, в котором мы оказались по редкому стечению обстоятельств: я покинул стены своего города или как вы
