Графиня мысленно поздравила себя с победой и поклялась себе больше не делать ошибок, держаться изо всех сил за то, что, наконец, достигнуто, а потом подумала о ребенке, и вдруг, впервые в жизни, ей мучительно захотелось родить ребенка, сына. Она теперь научена горьким опытом и больше не повторит своих ошибок, не будет пренебрегать ребенком, как поступала с Серафимом, и не будет развращать его, как делала с Вано. Может быть, она даже, наконец, поймет, что значит быть матерью, а если повезет, то и женой.

Саломея подняла глаза на напряженно замершего князя Вахтанга, улыбнулась ему самой обворожительной улыбкой и спросила:

— Мы оформим это как договор?

— Мы сделаем все, что вы захотите. Я подпишу любые бумаги! — воскликнул князь, поняв, что сейчас его предложение будет принято.

— Ну, хорошо. Я согласна, — улыбнулась красавица. — Кстати, меня зовут Саломея.

До премьеры «Севильского цирюльника» в Ла Скала оставалось меньше недели. Сегодня был прогон в костюмах. Кассандре очень нравилось прелестное платье а-ля Мария-Антуанетта из серебристо-голубой парчи, которое сшили ей для первого акта. Жаль, что граф не видит костюм — и вообще жаль, что он не видит ее. За два месяца, с тех пор как Михаил вошел в ее жизнь, Кассандра так и не сумела пробиться в его сердце. Хотя так считать было не совсем справедливо. В сердце графа жил ее голос, только он, а самой девушке — живой, горячей, любящей — там места не было.

Печерский приехал вслед за ней в Милан накануне Рождества. Кассандра пообещала молодому человеку перед отъездом, что снимет для него свободную квартиру этажом ниже своей, утаив только, что дом принадлежит ей. Карета графа появилась перед дверями около полудня, и Кассандра радостно сбежала по ступеням, встречая друга.

— Добро пожаловать, Мишель, — весело сказала она, беря Михаила под руку, — квартира ждет вас, только, похоже, в ней давно никто не жил, мебель там пыльная.

— Спасибо за заботу, — улыбнулся, поворачивая голову на ее голос, граф, — я думаю, Аннет и Сашка справятся с этой проблемой.

— Пока они будут справляться, приходите к нам. С доном Эстебаном и сеньорой Полли вы знакомы. Можете побыть с ними, пока я не вернусь из театра, а можете пойти со мной на репетицию.

— Я бы хотел пойти с вами, — ответил граф, поднимаясь с помощью Кассандры по лестнице, — у меня только одно желание — слушать вас.

— Отлично, тогда я угощаю вас обедом, а потом идем в театр, — предложила Кассандра.

Так девушка в первый раз привела Печерского в театр Ла Скала. В тот вечер она пела партию Елизаветы, королевы Англии. Кассандра усадила Михаила в маленькой ложе около сцены и отправилась готовиться к выходу, а когда она вышла на сцену, с девушкой произошло то же чудо, что случилось на озере Комо. В присутствии графа ее голос стал сильнее и выразительнее, она так наслаждалась красотой и силой звучания, что чуть не забыла то, чему ее учил маэстро Россини: жить жизнью своего персонажа. Спохватившись, Кассандра вновь постаралась стать королевой Елизаветой, и только огромным усилием воли она перестала обращать внимание не только на публику в зале, но и на красивого молодого человека, сидящего в боковой ложе. Поэтому она не видела, как туда вошел Доменико Барбайя, сел на стул рядом с графом Печерским и тихо, чтобы не мешать певцам, спросил:

— Вы — гость нашей примадонны?

— Да, меня зовут граф Печерский, — так же тихо ответил Михаил.

— Приятно познакомиться, я — антрепренер этого театра Барбайя.

Итальянец замолчал, ожидая конца действия, но продолжал наблюдать за русским. Он сделал два открытия: новый друг Кассандры замирал, услышав ее голос, и расслаблялся, когда начинали петь другие, к тому же он был незрячим — около его ноги стояла белая тросточка слепого.

«Похоже, девушка решила заняться благотворительностью, или клюнула на титул и богатство, — подумал Барбайя, — в любом случае, он не может ее волновать как мужчина — женщины не любят калек».

Антрепренер насторожился, но не счел русского графа серьезным соперником. Поэтому, когда на следующий день он спросил Кассандру, какой она даст ответ на его предложение, молодой человек был поражен в самое сердце, получив отказ. Неужели эта роскошная красавица, великолепная певица так же меркантильна, как другие женщины? Чем ее купили? Титулом? Скорее всего, этот русский граф был баснословно богат, если Кассандра сделала ставку на него. Барбайя как никто знал, волшебную силу сцены, знал, как держатся певицы за свой успех, и понимал, что Кассандра, испив чашу славы, может пойти на конфликт с антрепренером, только будучи уверенной, что и без него будет так же успешна.

«Да, она сейчас — лучшая певица Европы, хотя пока не знает этого, — думал молодой человек, — если я порву с ней, то останусь не только без жены, но и без денег. Наверное, нужно сцепить зубы и сохранить с Кассандрой хорошие отношения».

Барбайя взял себя в руки и поступил так, как подсказал ему здравый смысл, и хотя сначала ему было трудно, потом, понаблюдав за отношениями Кассандры и графа, молодой человек решил, что они у этих двоих явно платонические. Поскольку о помолвке никто не объявлял, Барбайя снова начал надеяться и повеселел.

Граф Михаил выкупил на весь сезон маленькую ложу, в которой в первый раз слушал Кассандру в Ла Скала, и теперь жил от спектакля до репетиции, стремясь насладиться голосом своей «Божественной». Для него Кассандра была ангелом, вернувшим веру и надежду, он даже не хотел знать, как она выглядит. В сердце Михаила теперь не было места для любви. Он считал, что не вправе думать о женщинах, ведь теперь они могли быть с ним только из жалости, а на это граф никогда бы не согласился. Его любовь осталась в прошлой жизни, ушла, шурша пышными алыми юбками и потряхивая маленьким звонким бубном. Он пожелал ей стать счастливой без него и больше никогда не позволял себе думать о своей маленькой цыганке.

Сегодня в театре ожидался прогон новой оперы. Все знали, что завтра будет премьера этой постановки в Риме, где оркестром будет дирижировать сам Россини. Вся труппа очень волновалась, а больше всех переживала Кассандра, беспокоясь о том, как она исполнит свою партию по сравнению с Изабеллой Кольбран, поющей премьеру в Риме. Михаил даже физически ощущал ее волнение, иногда, когда Кассандра шла рядом с ним, ее дыхание сбивалось, а тонкая рука, лежащая на его рукаве, начинала дрожать. Тогда граф начинал успокаивать девушку, уверяя, что она — самая лучшая певица, какую только ему довелось слышать.

— Не нужно так волноваться, Кассандра, — говорил он, — вы все споете блестяще. Вам нет равных.

— Вы не очень объективны, Мишель, — вздыхала девушка и старалась перевести разговор, но Михаил чувствовал, как она успокаивается.

Если бы он знал, как ошибается! Дело было вовсе не в опере, дело было в нем самом. Кассандра измучилась. Рядом с графом ее тело жило своей отдельной жизнью и не слушалось доводов разума. Одного взгляда на четко вырезанные, твердые губы Михаила было достаточно, чтобы внутри нее просыпалось странное тепло. Оно разливалось по всему телу, ее кожа становилась очень чувствительной и начинала гореть, а кончики пальцев даже начинало покалывать. Это странное томление, не находя выхода, мучило девушку. Кассандре хотелось кинуться в объятия молодого человека, прижаться к этим теплым твердым губам, почему-то она не сомневалась, что они именно такие.