Рано утром принаряженный Почтарь покосолапил на первый автобус, а его жинка спустя четверть часа постучалась к Кондрату Ивановичу.

— Твои куры яиц нанесли. — Поставила узелок на стол. — Добры у тебе куры…

— Ты мне скажи, Вавила Иринеевна у вас? — в упор спросил Кондрат Иванович. — Зачем от меня-то скрывать?

— Нема! — Старуха глаза вытаращила. — Пойди та побачь!

И тотчас собралась и убежала, оставив еще больше подозрений.

Ближе к обеду приехали два оповещенных о погроме дачника, оба бывшие прокуроры, на профессионализм которых рассчитывал Комендант. Они печально побродили по своим нарушенным поместьям, поправили выдернутые пробои, новые замки навесили, фанерой выбитые стекла заколотили.

— Гиблое дело, — определили они. — Ущерб маленький и ответчиков никто искать не станет.

Комендант советовал не спешить с выводами, подождать, и как только выйдет газетная статья, приобщить ее и тогда подать в суд. Однако юристы его и слушать не стали, уехали, оставив посреди дороги.

Сам он особенно не надеялся, что газетчики что-то напечатают, поди, и написать не успеют, поди, всю ночь машину угнанную разыскивали. Однако вечером собрался и пошел на мочевую точку, где в магазине продавали прессу.

Фотографии пожарища и разгрома в Холомницах были аж на первой странице, и бабы в харчевне все уже посмотрели и прочитали, потому встретили Коменданта участливо. Кто-то видел, как вертолет кружил, а кто-то ночью даже стрельбу слышал. А тут еще у журналистов машину украли так, что никто не заметил, а повариха Никитична, женщина пожилая и наблюдательная, даже заподозрила неких проходимцев. Отозвала Коменданта в подсобку, мол, мясо порубить надо, и сообщила, что к ним вот уж второй день перед обедом приходят подхарчиться какие-то мужики бомжеватого вида. Не проезжие и не прохожие, откуда являются, не понять. А спросить нельзя, хозяин настрого запретил, чтоб клиентов не отпугивать. Дело в том, что деньги у них есть, берут дорогушую солянку каждый раз и с собой еще прикупают колбаски, хлебца, минеральной воды и чего-нибудь сладкого. Но главное, глаза у всех красные, похмельные, а водки не пьют!

Комендант откланялся и поспешил из харчевни: нечитанная газета руку жгла. Ушел в сторону деревни, сел в лесу и не спеша изучил, что написали. Надо сказать, мальчишки еще, а крепко всадили, прямым текстом, с указанием фамилий и должностей. И даже разыскали и опубликовали копию списка пассажиров вертолета, где значились Малышев и сам Кондрат Иванович. Но внизу сноску сделали, мол, это лишь начало и будет продолжение расследования, поскольку начальник областного ФСБ заявил, что сотрудника Лебедева Владимира Борисовича в штате нет и никогда не было. Милиция тоже отказалась, и кто же тогда проводил эту бандитскую операцию в Холомницах? Охрана газопровода или вообще какие-то самозванцы?

Словом, пока хвалить журналистов можно было за смелость, оперативность и убийственный сарказм.

В деревню Комендант вернулся затемно, обрядил коня и полез на полати, где у Космача хранились походные вещи в рюкзаке и вьючном ящике. Бинокля он не нашел, хотя однажды видел его у Юрия Николаевича, когда на рыбалку ходили. Зато обнаружил фотоаппарат с телеобъективом, набором светофильтров и раскладным штативом. Открыл шторку, посмотрел в видоискатель и, одевшись потеплее, забрался на чердак.

Слуховое окно выходило на улицу, обзор был достаточно узким. Пришлось выставить раму и сесть верхом на нижнюю подушку окна. Если наблюдатели отслеживают вход в дом и его тыльную сторону, то должны находиться где-нибудь за рекой на склоне лесистой горы, откуда открывалась вся улица и подходы со стороны огородов. Мертвой зоной могла остаться дорога, ведущая к трассе, но она не особенно-то и нужна была: если кто-то захочет войти в деревню скрытно, то уж не станет светиться на проселке.

Комендант установил штатив, прикрутил аппарат и навел его на предполагаемое место. Прибор ночного видения давал характерную зеленую точку, заметную с близкого расстояния или в оптику; если при этом включался инфракрасный излучатель, то вокруг образовывалась сияющая корона, а сквозь красный фильтр можно было увидеть сам луч. Конечно, техника ушла вперед, могли придумать что-нибудь новенькое, но принципы должны бы остаться прежние.

Замеченные поварихой состоятельные бомжи, питающиеся на мочевой точке, вряд ли высматривали и воровали машины, а вот наблюдателями могли быть вполне, коль без водки глаза красные.

Бесконечно смотреть в видоискатель было трудно, глаз скоро уставал, и лес на той стороне начинал мельтешить — какие уж тут пятна! С небольшими перекурами Кондрат Иванович просидел до трех часов и единственное, что увидел, так это Почтаря, который заполночь вернулся с последнего автобуса. И не один пришел — привел с собой двух огромных собак непонятной породы.

Наутро дед Лука почему-то не появился, хотя Комендант прождал его до десяти часов. Идти лишний раз самому — дать зацепку наблюдателям, подтвердить, что есть постоянный контакт с соседями, у которых наверняка скрывается боярышня. Как ни прикидывай, ни гадай, но Почтарь не мог не похвастаться собаками, к тому же появился такой предлог вытребовать у старухи бутылку горилки, чтоб обмыть покупку. Кондрат Иванович прикрыл трубу, и когда стал засовывать в печь чугун с водой, услышал два глухих щелчка, очень похожие на выстрелы. Выскочил на улицу, постоял, послушал, вроде тихо, если бы лед на реке проседал, треск бы повторился…

Окончательно заинтригованный, он придумал причину и отправился к пепелищу, что было естественно для горюющего погорельца, но, проходя мимо Почтарей, услышал гул паяльной лампы и заметил: пар курится над забором. Мимо такого пройти было невозможно: когда дед Лука забивал кабанчика для себя, то непременно смолил хохляцким способом — соломой, но для продажи москалям палил лампой.

Калитка была не заперта. Во дворе у скотника на старых дверях лежали две битые свиноматки, и дед допаливал вторую. Его старуха скоблила и отмачивала щетину.

Кроме горилки у Почтарей был еще один вид дохода — держали маток и продавали трехнедельных поросят.

Комендант обогнул туши, вытряхнул из пенала окурок сигары, отнял у деда лампу и прикурил. Обе свиньи были стреляны в лоб и лишь после того прирезаны, чтоб спустить кровь. Ничего не говоря, он сделал еще один круг по двору и вдруг увидел у забора автоматную гильзу, торчащую юбочкой вверх. Старики делали вид, что заняты работой, и не обратили внимания, поэтому Кондрат Иванович поднял вещественное доказательство и сунул в карман.

Купленные собаки негромко поскуливали в сарае, а лайка Вавилы лежала в будке, положив голову на порожек.

— За что их порешил, живодер? — добродушно спросил старика. — Супоросных маток не пожалел.

— У Малороссию пойдем, — объяснил тот. — Усе, нема терпения…

— Из чего стрелял-то?

— Та ж с отреза…

— В суд ходил?